сердце сейчас выскочит совсем, покатится вниз и станет таким тяжелым, что лед обязательно треснет. И темная вода, которая зимой такая страшная, затянет ее сердце, чтоб уже никогда не выпустить. И только сердитые пузырьки еще чуть слышно побулькают на поверхности. А потом лопнут… Это произойдет быстро.
Мира попыталась рывком перевернуться на живот, но это вышло как-то неуклюже, совсем не так, как прошлым летом. Или она это только придумала? Ведь она сама замечала, что в памяти то и дело все перепутывается настолько, что и не разобрать – что было на самом деле, а что подумалось или приснилось. Мира боялась сказать об этом даже Эви, ведь он мог подумать, что она становится какой-то дурочкой.
Сейчас ее почти обрадовало, как бестолково мечутся в траве муравьи, пытаясь найти что-то очень нужное для себя, а блестящие жуки, которые ползли навстречу, не замечая друг друга, то и дело замирали и прислушивались. Может, они, как Эви, слышали музыку цветов? А может, Мира слишком громко дышала от радости, что видит эту мелкую, но такую важную жизнь…
От всех мыслей, что сегодня смешались в голове, ей расхотелось смотреть на небо, которое она вообще-то любила. Но сейчас оно напоминало воду из ее сна, только не дышало. И сама вода, не слушаясь, перетекала в зимний ручей и грозилась поглотить ее сердце.
Если б это случилось… Нет, это, конечно, никогда не случится! Но если просто представить… Тогда Мира уже не стала бы взрослой, и ее сморщенная кожа в противных коричневых пятнах уже не превратилась бы в гладкую, как у Дрима. И уже не перестали бы дрожать руки, и ноги не сделались бы легкими, как у всех воспитателей, которые могут по полчаса, а то и больше прыгать по корту или бегать за баскетбольным мячом. А потом они еще и до ночи снуют между домиками, нисколько от этого не уставая. Детям же то и дело требуется присесть, хоть ненадолго, чтобы перестала болеть поясница и бешено колотиться сердце.
– Вы – маленькие, и сил у вас мало, – объяснял Дрим, и она ему верила.
Не только потому, что он умел читать, как все взрослые, и потому много чего знал. Главное, он никогда ее не обманывал. Если Дрим шепотом сообщал, что: «Макароны сегодня резиновые, возьми лучше пюре», точно так и оказывалось. Мира сама видела, как кривятся те, кто позарился на толстенькие трубочки, которые она вообще-то любила, потому что в них можно было тихонько посвистеть…
В общем, Дрим никогда ее не обманывал. Он подтверждал, что за Стеной, которой заканчивался их мир, страшная-страшная пропасть, и у нее даже дна нет. Если, конечно, не считать дном другую планету, до которой еще лететь и лететь. И хоть он говорил об этом всегда с неохотой и странно морщась, Мира знала, что можно не сомневаться, все так и есть. Просто рассказывать об этом страшновато, тем более – представлять.
И кожа у нее обязательно должна была разгладиться, ведь Дрим говорил, что это естественный процесс: дети растут, их морщины растягиваются, и постепенно они становятся такими же красивыми, как все взрослые. Да и сил у них все прибавляется и прибавляется, это так здорово! Однажды… Мира, зажмурившись, часто воображала этот день… Однажды этих