секрета нет в том, что мне три раза не удавалось поступить в один из первоклассных театров, несмотря на то, что переговоры с директорами были закончены, однажды даже был заготовлен контракт, не хватало только подписей… Но… Я случайно увидела этих англичан, и контракт подписан не был. Зато меня так же неукоснительно после каждой встречи с ними приглашали и уговаривали поехать в Америку. Как видите, герр Закс, нет ничего удивительного в моем вопросе: не состоят ли английские лорды импресарио ваших американских гастролей.
– Вы удивительно… наблюдательны, прелестная Ольга, – еще слаще обыкновенного заметил венский агент.
– И удивительно догадливы, – пробормотал его берлинский товарищ, как бы про себя. – Не надо злоупотреблять подобными качествами. Это бывает опасно.
Гермина от души рассмеялась.
– Бентч прав, Оленька… Твое суеверие становится опасным. Бог знает почему, ты воображаешь двух безукоризненных джентльменов какими-то фатальными личностями, приносящими тебе несчастье. А, по-моему, барон Джевид Мор и лорд Дженнер – порядочные люди.
– Лорд Дженнер? – повторил принц Арнульф.
– Да, барон Джевид Моор – его приятель и кажется даже родственник. По крайней мере, они почти не разлучаются, – ответила молодая актриса.
– Совершенно верно, mesdames, я встретил сегодня на обеде у английского посланника обоих этих англичан. Они показались мне крайне образованными и приятными людьми.
– Я нимало не сомневаюсь в их достоинствах, – ответила Ольга, как бы извиняясь. – Но ваше высочество знаете, антипатия столь же непобедима, как и симпатия. Я право не виновата, если эти господа, особенно старший из них, барон Джевид Моор, производят на меня такое же впечатление, как Мефистофель на Маргариту…
Общий смех встретил это признание. Только берлинский агент повторил серьезно:
– Да, вы действительно наблюдательны, мамзель Ольга… Это редкое качество у молодых женщин.
– Редкое и… опасное, – подтвердил профессор Гроссе, пересаживаясь поближе к актрисе.
– В каком смысле опасное? – спросила она машинально.
Молодой историк быстро огляделся. Общество разделилось на группы и каждая казалась занятой своим отдельным разговором. Оба агента о чем-то горячо спорили со старым директором Гроссе.
Профессор понизил голос:
– Фрейлейн Ольга, не сочтите мою просьбу нескромностью, и поверьте, что мной руководит искренняя симпатия к любимой ученице моего отца. Мой милый старик так часто писал мне о вас, что я давно уже знаю и… люблю вас… Ради Бога не придавайте этому слову какого-либо неправильного значения. Поверьте, мне не до пошлых ухаживаний… То, о чем я хочу переговорить с вами, дело… слишком серьезное… Здесь не место и не время говорить о серьезных вещах, – произнес он решительно. – Потому-то я и хотел просить у вас, фрейлейн Ольга, позволения посетить вас завтра утром, если возможно… Я имею сказать вам нечто… весьма важное для всей вашей жизни…
– Я рада буду видеть