как его мать. А, скажем, леди Меламори, напротив, ведет себя, как настоящий мальчишка, то и дело отвлекаясь от своего подлинного призвания на всякую ерунду. Впрочем, посплетничать о знакомых мы с тобой всегда успеем. Ты пришел ко мне не за этим. А сообщить, что человек, великодушно развлекающий нас своими сновидениями, – женщина. Не думаю, что ты хотел просто порадовать меня столь лестной для всех женщин новостью. Ясно, что ты пришел за помощью. Я тебя внимательно слушаю.
Переход от болтовни к делу оказался для меня несколько чересчур внезапным, но я собрался с мыслями и более-менее подробно пересказал леди Сотофе, как приманил автора ветров, закатов и наводнений стихами, написанными на небе, как мы встретились на крыше Мохнатого Дома и о чем говорили. Как я надеялся, что смогу уговорить ее проснуться, поскольку не знал, как еще можно ее спасти. А теперь, так уж получилось, знаю. Но судя по тому, что утром город заполнился моими трупами, мы с этой леди в ссоре. И вряд ли она согласится снова со мной поболтать, хоть всю антологию современной угуландской поэзии на небо переписывай.
И так далее.
– Ясно. Ты научился разыскивать заплутавших сновидцев и теперь хочешь, чтобы я выманила для тебя эту женщину, – сказала Сотофа. – Не вижу ничего невозможного.
Я чуть не заплакал от облегчения. Вроде бы и знал, к кому иду с просьбой, а все равно, стыдно сказать, почти не надеялся.
– Но, видишь ли, я вовсе не уверена, что это нужно делать, – закончила она.
– Как это? – потрясенно спросил я. – Она же скоро умрет!
– Но она сама этого хочет, – пожала плечами леди Сотофа. – И в ее ситуации это вполне оправданное желание. Тебе никогда не приходило в голову, что чужую волю надо уважать?
– Просто я не думаю, что это и есть ее воля, – сказал я. – Мало ли, кто что говорит – в том числе, самому себе. Моя художница хочет умереть только потому, что уверена, будто это единственный способ избавиться от немощи. Если человек, страдающий мигренью, никогда не слышал о существовании лекарств от головной боли, рано или поздно он взвоет: «Отрубите мне голову!» – потому что она совершенно невыносимо болит, и иного средства прекратить мучения он не знает. Вопрос: следует ли мне уважать волю этого страдальца, когда у меня карман набит пилюлями от головной боли? Например.
– Пример удачный, – согласилась она. – Однако… Посмотри мне в глаза, сэр Макс. Ты правда уверен, что у тебя полный карман этих грешных пилюль?
Я много раз слышал от самых разных людей, что леди Сотофа Ханемер «совершенно ужасная». И всегда удивлялся, как подобное определение могло прийти кому-то в голову. Могущественная, непредсказуемая, непостижимая – согласен. Да какая угодно. Но ужас-то тут при чем?
А сейчас, когда она заглянула мне в глаза, я это понял. И дело вовсе не в том, что взор ее был суров, проницателен или что там еще говорят в подобных случаях. Просто глазами леди Сотофы на меня смотрело не человеческое существо. И даже не нечеловеческое. Вообще не существо. Словно бы сама сила, которая