действий, но и даже забывать, что эти действия вообще имели место. Поэтому они с легкостью совмещают несовместимые понятия. Намекаешь, что надо пытаться взять себя в руки, тут же получаешь, что, мол, невозможно. Я в депрессии, и моя депрессия не такова, как у обычных людей, а совершенно эксклюзивна. Ну, раз эксклюзивна, предлагаешь медикаментозную терапию – и тут же получаешь суровую отповедь: как это можно нормальным людям лекарства для психов назначать?! Ну и так далее. После каждого сеанса с подобным товарищем остаешься с мыслью, что сам тронулся умом, а если пограничников несколько в день проходит, то впору головой о стенку биться. Не так давно я выработал для себя критерий – если пациент готов хотя бы попытаться рассмотреть идею, что его родители не самые ужасные чудовища на земле, то я продолжаю с ним работу, а если даже легкие намеки на примирение вызывают ярость, то пытаюсь всеми возможными способами передать пациента другому специалисту. Ну, разумеется, если родитель не сделал ничего реально ужасного. Даже странно, как подобные товарищи самозабвенно воображают себя маленьким ребенком, нуждающимся в утешении, но ни за что не принимают того утешения, которое родители готовы им дать.
– «Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал, а как стал мужем, то оставил младенческое», – процитировал Зиганшин, – пусть родители гнобили в детстве, но детство-то закончилось, можно похоронить обиды там и общаться как взрослые люди.
– Вот именно! Только понять это могут далеко не все. Ладно, хватит теории. Я обещал рассказать о своих домогательствах, а вместо этого прочел скучную лекцию.
– Что вы, очень интересно! Я даже вспомнил нескольких сослуживцев, которых считал просто козлами, а оно вон как… Но вы про домогательства все же расскажите.
– В общем, ходила ко мне одна дама, желая, чтобы я сделал ее счастливой, безмятежной и успешной, так чтобы ей не пришлось самой прилагать к этому никаких усилий. Сначала я ей сочувствовал и старался помочь, как только мог, даже предлагал провести несколько бесплатных сеансов с ее матерью или совместный сеанс, чтобы они нашли общий язык, но это вызвало такую бурю негодования, что пришлось закрыть тему. Дама оказалась навязчивой и требовала, чтобы я позволил ей писать в почту, хотела разговаривать по скайпу, словом, чтобы я был всегда доступен для общения. Я долго сопротивлялся, но в недобрый час пожалел ее и дал свою почту и номер телефона, чтобы она обращалась, если станет совсем уж невыносимо. К сожалению, психотерапевт, если хочет помочь, а не просто заработать денег, часто вынужден говорить клиенту не самые приятные вещи, так вот любое мое замечание делало ее жизнь невыносимой, и я получал ночные звонки и кучу пространных писем, где доказывалось, как я был не прав. В общем, слушать меня она не желала, но, кажется, пребывала в убеждении, что у меня есть волшебная палочка и мне ничего не стоит приказать миру измениться так, что все люди станут ею восхищаться, жалеть и прислуживать. Словом, только