нечестно. – Додо встала в дверях, сложив руки на груди. – Ты сказал, что встретишься с антикваром и вернешься, а сам пропал на целый день. У тебя даже еды никакой нет, кроме яиц!
– Зачем ты меня ждала? Я же сказал, ключ можно оставить в кафе на углу. – Я поймал себя на том, что рад ее видеть. Похоже, я слишком долго прожил в этом доме один.
– Я не просто так ждала. Нам нужно кое-что обсудить. – Она вернулась на кухню, там зашипело газовое пламя и треснула под ножом яичная скорлупа.
– Тебе нужны деньги? – Я прикинул, сколько у меня осталось в ящике стола.
Сегодняшний поход был неудачным: антиквар вернул мне две серебряные миски, провалявшиеся в лавке с прошлой осени, заявив, что на них и не смотрит никто. Хотя это настоящие Mappin and Webb.
– Принимаешь меня за шлюху? – донеслось из кухни. – Я же говорила, мне нужна услуга иного рода, можно сказать дружеская. Тебе она ничего не будет стоить. А денег я сама могу дать, если что.
– Говори, чего просишь.
– Ты должен развести меня с мужем, – сказала она тихо. – Это будет несложно. И я готова за это заплатить. Твой дом прекрасно подходит, в нем даже камеры есть! Ты не против, если я положу помидоры?
Не будь я таким злым после встречи с антикваром, засмеялся бы в голос. Она еще и замужем. И я нужен ей для развода. Вернее, ей нужны камеры, оставленные моим обиженным дружком-режиссером. Бред какой-то, пыльный викторианский роман с адюльтером и церковным судом.
Я лежал на диване, слушал стук кухонного ножа и думал о том, как много чужих людей на свете. Пока их не видишь, проходя по городу, направляясь в те дома, где тебя ждут, пока их тени спокойно проходят сквозь твои, пока ты не сядешь в тюрьму или не сляжешь с чумой, они существуют условно, как деньги, или времена года, или отражение весла в воде. Иное дело, когда тебя не спрашивают, а просто тычут лицом в человека, и ты должен растянуть глаза пальцами, и увидеть его поперек своей воли, и осознать с отвращением, что он-то как раз настоящий, а чужой – это ты.
Хуже всех приходится писателю: его книжное тело щупают все кому не лень, листают купленную у букиниста книжку, нюхают казеиновый клей и смеются в голос, на другом краю земли, в адирондаке каком-нибудь. Хорошо таким, как я: они могут писать жене или, скажем, кондитеру из соседней лавки, никто не осмелится трепать их развязным образом за ухо или взять и ссыпать буквицы с листа (как смородину с куста). Так что, Ханна, терпи, ничего не поделаешь, есть только две женщины, с которыми я могу говорить, и одна из них уже испепелилась, выгорела дотла.
Из кухни доносилось пение стюардессы и шипение масла на сковороде. Почему эта девушка провела здесь весь день одна? Чего она ждет?
В чужих людей можно всматриваться пристально, а можно пропускать их сквозь себя – так в рассказе Брэдбери марсиане проходят сквозь жителей земли. Зое говорила мне, что с тех пор, как ее принудил к любви парень по имени Д., с которым она два года просидела за одной партой, она перестала разглядывать людей. У