какая-то путаница.
Выяснялось, что данная ДНК из четырех десятков случаев не имела никакого отношения к преступлениям, а появилась с ватных палочек, которыми брали пробы. Все их изготовили на одной и той же фабрике в Австрии.
– А может, здесь другое объяснение? – рассуждала Нина. – Проба правильная, а ошибка с совпадением? ДНК принадлежит другому человеку?
– Возможно, – согласился Юханссон.
– Кому? Насколько мне известно, у него нет сыновей, не так ли?
– Правильно, – кивнул Юханссон. – Он никогда не платил никому алиментов, будь то официально или неофициально, и никогда не фигурировал ни в каком расследовании об отцовстве. Хотя может иметь ребенка в своих краях…
Нина сжала руки в кулаки.
– Нет, это все не то, – заключила она, – если говорить об Орминге или Юрсхольме. Ребенок не имел бы столь похожую ДНК, и митохондриальная ДНК наследуется по материнской линии…
Они какое-то время молчали. Нина читала материалы дела. Оба родителя Берглунда были мертвы, они утонули еще в конце семидесятых. Брат, Арне Берглунд, насмерть разбился на машине в Южной Испании двадцать лет назад.
– Очень злая и быстрая смерть забирала членов этой семьи, – сказал Юханссон с мрачной миной. – Но сестре подобное, по-видимому, не грозит.
Младшая сестра Ивара Берглунда находилась в доме инвалидов в Лулео. Нина через окно посмотрела на улицу, почувствовала, как жара давит на стекло.
– Кто-нибудь разговаривал с ней?
– Она же там из-за проблем с головой.
– Известно, насколько тяжелое у нее заболевание?
Юханссон стукнул по папке.
– Отсюда не ясно, – сказал он. – Коллеги решили, что это ничего не даст, она вроде как не в состоянии общаться, или просто не хотели ее беспокоить. Она, пожалуй, даже не в курсе, что ее братец арестован и подозревается в убийстве.
Нина встала.
– Спасибо, что уделил мне время. Когда у тебя следующий контакт с Южной Европой? Относительно других случаев?
Юханссон вздохнул.
Нина покинула его кабинет и увидела, как комиссар К., начальник Криминальной разведслужбы, исчез в своем офисе, она поспешила за ним и постучала по косяку его двери.
– Извини, – сказала она. – У тебя есть время?
Комиссар держал в руке кофейную кружку, и его гавайская рубашка была расстегнута почти до пупа.
– Самой собой, Нина, о чем речь?
Комиссар относился к нетипичным полицейским начальникам, и это касалось не только его необычных нарядов и ужасного музыкального вкуса (он обожал конкурс Евровидения), но прежде всего образа мышления и простого отношения ко всему, чего он не понимал. За год работы под его началом в ГКП Нина привыкла к грубой манере шефа разговаривать и неформальному стилю руководства и воспринимала это как должное.
– Мне надо съездить в Лулео и пообщаться с сестрой Ивара Берглунда.
Комиссар сел за свой заваленный бумагами письменный стол и нахмурил брови.
– А