сестра!
В какой-то момент жизни эта фраза стала непреложной истиной и основным законом.
– Мы не можем позволить себе казаться слабыми, – говорил Сашка. – Учись быть взрослой и делай всё сама.
И Башню Одиночества перестали посещать даже слуги.
– Мы не станем рисковать цесаревной, – улыбался Цезарь. – Кроме тебя у меня никого нет, жизнь моя.
И на массовые мероприятия, когда нужно было просто стоять на платформе и махать людям из-за братского плеча, стали брать не меня, а Тоську. Мою ласковую, глупую Тень.
От всех этих грустных мыслей расхотелось не только марципанов и шоколада. Даже картинка, на которой было изображено мороженое с амаретто, уже не вызывала привычного слюноотделения… но не отказываться же из-за этого от прогулки!?
Волосы в косу, на руки перчатки, шёлковый платок на шею, чтобы не светить своей бледностью в темноте и – здравствуй, Кирс, большая стеклянная столица, я иду к тебе!
Это была не первая и даже не десятая моя незаконная вылазка, но ночью из дворца я еще не выходила даже в сопровождении Цезаря и охраны. И сейчас немного нервничала, больше прислушивалась к своим внутренним ощущениям, чем к тому, что происходило вокруг меня.
Поэтому прикосновение крепкой руки к моей талии и негромкий звук голоса взорвались для меня свето-шумовой гранатой:
– От Цезаря возвращаешься, сладкая?
Сердце разбухло в горле, мешая поступлению воздуха, мозг немедленно изголодался по кислороду, и я, глядя в чёрные глаза Мастера Ти, пискнула что-то среднее между «ага», «просто» и «я тут».
Мужчина улыбнулся и небрежно свободной рукой сжал мою правую ягодицу, напрочь лишив меня способности к мышлению:
– Может, и меня приласкаешь, раз на сегодня ты уже освободилась?
Я почувствовала себя героиней какого-то фантастического фильма. Там женщина, помнится, проснулась в теле другого человека и первые минут двадцать картины пыталась понять, что происходит вокруг неё, почему к ней все относятся не так, как обычно.
Оторопь и молчание Мастер Ти принял за положительный ответ и влажно облизал моё ухо, после чего, обдавая меня винно-луковыми парами, потянулся к губам.
Захват. Подсечка. Удар.
«Я действовала на рефлексах, меня не за что винить…» – немедленно мысленно оправдалась я, глядя на бездвижное тело Мастера Ти.
– Сашка запрёт меня ещё на десять лет, но я должна ему рассказать. Сейчас.
Я думаю, что желание немедленно во всём сознаться Цезарю было вызвано не острым приступом вины или шёпотом израненной совести. Скорее, повлияли мысли о том, что больше поверят тому, кто признается первым.
Поэтому я побежала, срезая путь тайными коридорами.
Побежала, вместо того, чтобы остановиться и задуматься о словах Мастера Ти.
Побежала, торопясь наябедничать, и ещё не зная о том, что этот мой безумный ночной забег по дворцовым коридорам станет лишь первой стометровкой в череде последующих бесконечных