На нее также произвели впечатление (отметила я про себя) его беглый французский и рисунки, которые я расставила по комнате.
– Это все работы вашего мужа?
– Нравится?
– На них очень точно изображена Эс-Сувейра.
– По крайней мере, крыши Эс-Сувейры.
– А улицы он тоже будет рисовать?
– Это у него надо спросить.
– Быть замужем за таким талантом… Ваши дети…
– У нас нет детей.
Теперь Сорайя смутилась так, что сквозь землю готова была провалиться.
– Пока нет, – быстро добавила я.
В ее лице отразилось несказанное облегчение.
– Извините, – промолвила она. – Мое любопытство непростительно.
– Это вряд ли можно назвать любопытством.
– Мой вопрос был неуместен. Хотя я знаю, что на Западе супругам не обязательно заводить детей.
– И то верно. Мой первый муж детей не хотел.
– Поэтому вы от него ушли?
– И поэтому тоже.
– Понятно…
– Но Пол очень хочет, чтобы у нас были дети.
Сорайя, казалось, обрадовалась.
– А раньше детей у него не было? – спросила она и тут же добавила: – Или это тоже неуместный вопрос?
– Да нет, вовсе нет, – успокоила я ее.
– В Марокко люди женятся прежде всего для того, чтобы завести детей.
– И ты так считаешь?
Сорайя поразмыслила с минуту.
– Как я «считаю» и как на самом деле… это две разные вещи.
В первые десять дней занятий с Сорайей наши диалоги, не касающиеся французской грамматики, превращались в интригующие партии в словесный пинг-понг, в ходе которых ее врожденная осторожность и воспитанная культурной средой сдержанность зачастую вытеснялись крайним любопытством, причем ее интересовали не только факты моей биографии, но и как вообще женщина вроде меня живет в современной Америке. Между нами быстро установились доверительные отношения, хотя лишь только во вторую неделю занятий Сорайя стала приоткрывать завесу своей личной жизни. Очень скоро я поняла, что пребывание во Франции полностью изменило ее сознание и что она не горела желанием вернуться в Марокко.
– Значит, учась в университете, вы жили в самом кампусе? – удивилась Сорайя, когда я поведала ей, что уехала из дому получать образование в Университете штата Миннесоты.
– А разве во Франции или здесь как-то иначе? – спросила я.
– В Марокко, если едешь учиться в другой город, родители договариваются, чтобы ты жила у родственников.
– А когда ты училась в Лионе?
Сорайя плотно сжала губы.
– В Лион мне разрешили поехать только потому, что там живет мой дядя по отцовской линии, Мустафа. Они с женой уже тридцать лет там обитают. У него свое такси, он неплохо зарабатывает; она преподает в лицее. Так что они оба в какой-то степени вполне ассимилировались. Во всем, что не касается их обязанностей опекунов по отношению к своей племяннице из Эс-Сувейры. Весь год, что я у них жила, мы вели противоборство.