Скорее совпало сразу многое: и не до конца изжитая тяжесть потери Сашкиного отца, и неожиданный отказ сына поступать в институт, и его полугодовое отсутствие, и просто одиночество, и какое-то временное недомогание. Сашка перебрал в голове эти и еще какие-то возможные причины происшедшего и неожиданно подумал об очевидном: ничто не объясняло внезапного ухода мамы.
– Ну, – вздохнула, поправила на голове платок тетка, – Сашенька, куда ты сейчас? Домой? Поехали ко мне. Полежишь, отдохнешь, поплачешь. Поехали? Вот Илья Степанович довезет нас.
Дядя стоял возле старой «Волги» и печально ждал окончания разговора. Сашка посмотрел на машину, на тетку, оглянулся туда, где на глубине полутора метров осталось то, что совсем недавно было его матерью, и покачал головой:
– Нет, тетя Маша. Я домой. Я завтра с утра к вам приеду. Мне домой сейчас надо. Хорошо?
– Так мы подвезем тебя! Саша!
– Не надо! – крикнул Сашка и запрыгнул в подошедший автобус. – До свидания!
Дорога уходила вниз по склону и исчезала в чаще. С высоты лес казался обычным, но внимательный наблюдатель замер бы в восхищении. Дорога, на которой в былые времена, без сомнения, могли разъехаться две повозки, превращалась на краю леса в узкую ленту, но даже сверху были различимы чудовищные, в несколько обхватов, стволы. Лес подступал к началу склона и продолжался до горизонта. Далеко впереди над зеленым маревом угадывались массивы остроконечных гор, если только это не были тяжелые облака. Склон ощетинивался сухой травой, обильно усыпанной колючками. Да и сама дорога была всего лишь аккуратно расчищенной от скудного грунта и отшлифованной временем, ногами и колесами поверхностью горы. Серым и безжизненным камнем. Дорога лежала в ложбине, и, стоя на ней, нельзя было увидеть границы склона. Чем дальше в гору, тем больше дорожное русло напоминало ущелье, которое на некотором отдалении превращалось в узкую щель. Она вертикальной линией прорезала надвое нависшую над путником каменную громаду и слепила лучами восходящего светила. Почти ни звука не раздавалось вокруг. Только слабое журчание придорожного ручейка, гаснущего в валунах и колючках, звенело в ушах…
Сашка не мог разгадать смысл видения. Он всматривался в чащу, в небо, в кручу горы, пытаясь понять, ради чего, начиная со дня смерти отца, этот сон повторялся и повторялся. Сашка уже знал, что спуститься к лесу невозможно. С каждым шагом ощущение опасности придавливало к дорожному полотну, вскоре вовсе лишая способности передвигаться. Так же он не мог и подняться в гору, потому что свет, проникающий из ущелья, начинал слепить. Сашка останавливался и просыпался. Попытки преодолеть один из отвалов ложбины тоже не приводили ни к чему. Колючки вцеплялись в одежду, пальцы соскальзывали с камня, ноги застревали в расщелинах. В этот раз он стоял и думал. Наконец решил, что стоит попытаться идти вверх, опустив или закрыв глаза. Главное – не смотреть на слепящие лучи.
Поднявшись на десяток шагов, Сашка остановился. Впервые ему показалось, что журчание