начал развиваться, перерастая в более громкие и полные всплески.
Диана совсем приблизилась ко мне, одну руку положила мне на плечо, другую вытянула в бок с зажатой в ней моей ладонью. Я обнял ее за талию. И мы затоптались на месте.
– Вполне неплохо должно получиться, – заключила она в итоге.
Репетиция прекратилась, мы отпустили друг друга. Фигура Глеба, заметив это, пошуровала за барной стойкой, и музыка выключилась.
– Думаю, ты понравился той официантке, она не сводит с тебя глаз.
Диана кивком указала на остроносую блондинку. Я усмехнулся и кратенько поведал ей про свою забаву.
– Ну не дурак, а?
– Не вижу ничего предосудительного в невинной шутке.
– Ну как, все хорошо? – спросил подлетевший Глеб.
– Да, все как раз!
– Супер!
Диана извинилась, сказала, что ей нужно в дамскую комнату и ушла.
– Как, радуешься за сестру? – обратился ко мне Глеб.
– Радуюсь.
– Конечно, свадьба это здорово. Любовь это прекрасно!
– Ага.
Диана не заставила долго ждать, быстро обернувшись, и мы пошли вниз.
На первом этаже мы распрощались. Глеб, опередив нас, унесся в гардероб, мы же, неспешно следуя туда же, только видели захлопнувшуюся входную дверь.
Диана протянула мне салфетку.
– Зовут Наташа.
– Кого?
– Ту милую официантку. Я ей все объяснила, что ты дурак, но хороший.
Развернув салфетку, я обнаружил черной ручкой выведенный на ней телефон.
– Мм… Спасибо.
– Позвони, позвони. Вдруг то самое!
Скомканную салфетку я сунул в карман куртки, полученной от дедушки-гардеробщика, потом помог Диане одеться, и мы вышли на улицу.
Диана зажмурилась, подставив лицо слабо греющему солнцу.
– Эй, – окликнул я.
– А?
Она не открывала глаз, так и продолжая стоять под солнцем.
– Поехали ко мне.
– Поехали.
Запись 5
Я проснулся первым, но не вставал и не двигался – Диана лежала на моей руке, и я не хотел ее будить. Лежал и смотрел.
Аккуратно я немного сдвинул одеяло, чтобы свет, пробивавшийся сквозь закрытые жалюзи, упал на ее лицо, но лица я не увидел – только колышущиеся от ее дыхания волосы, более чем наполовину его закрывшие.
Смотрел и думал. Казалось бы, если и есть когда сожалеть, то время подходящее. Но думал я, что наше с ней расставание – это хорошо. Прояви мы упорство, приложи мы усилия, оставь мы стремление понять, что происходит в наших головах, стремление понять, откуда взялось какое-либо стремление и недовольство, мы уподобились бы сжатой пружине, таящей в себе силу, готовую сорваться в любой момент как в реакции на внешнее, так и в реакции на внутреннее. Самым мирным, но не самым, возможно, лучшим, развитием таких отношений было бы ослабевание пружины от постоянного напряжения. То есть даже при наступлении момента, когда пружина