надо уметь рисовать. Инженерная специальность у меня.
– Понял. Кем хочешь устроиться?
– А пес его знает. Какой-нибудь вариант подвернется. А не найду ничего – запишусь в технадзор, да и дело с концом.
Дома братья поменялись ролями. Александр стал разговорчив, Константин, напротив, ушел в себя. За столом он думал, что каждый раз, когда кто-то из родных падал духом, он всегда пытался его успокоить, взбодрить, чем-то помочь. Но окажись он сам в затруднении, придется выпутываться одному. Бывало, он сохранял внешнее хладнокровие, но внутри нервничал настолько сильно, что не мог решать даже самые простые бытовые вопросы. А ирония в том, что все вокруг всегда ждут его решений, и без его отмашки в семье ничего не происходит. Родители воспитывали его старшим, постоянно внушали, что он должен идти на уступки, быть умнее, подавать пример. И он старался. Правда, никак не мог взять в толк, почему, если хладнокровие и порядок – добродетели, им следуют далеко не все? Почему капризом и истерикой порой можно добиться желаемого быстрее, чем долгим и вдумчивым трудом? А главное, почему «истерички» вызывают у окружающих желание помочь, а он, как бы тяжело ему ни было, нет. Его утешала мысль, что выдержка и самостоятельность говорят о силе характера, возводят его в ранг человека «право имеющего». Но с годами крепло чувство, будто способность быстро реагировать и принимать решения не более чем нервическая реакция на бардак, неустойчивость и неопределенность в жизни, которых он не выносил. Он надеялся, что с возрастом страхов станет меньше, но его личный опыт подтверждал обратное.
Теперь за столом он сомневался, правильно ли поступил, рассказав брату об увольнении со службы. Его терзали противоречия: он понимал, что каши на старом месте уже не сваришь, но флот был делом всей его жизни. Найти предстояло не только работу, но и силы, и смысл создавать себя заново. Спустя несколько месяцев он чувствовал только разочарование и невыносимую тоску. Он ушел не один: многие его сослуживцы покинули службу, но большинство из них просто сменило военный флот на гражданский. Константину Степановичу тогда это казалось полумерой. Сердце требовало перемен. Дольше оставаться в маленьком гарнизонном городе было невозможно. Лишь в Екатеринбурге, куда он поехал в надежде получить жилье по программе для военнослужащих, стала очевидна вся сложность его положения. Друзей и родни нет. Город совершенно чужой. Гражданской специальности, которая позволила бы рассчитывать на хорошую работу, нет. Квартиры нет – очередь на ее получение уже растянулась на много лет. Денег нет. Зато рядом жена, учитель начальных классов, дети, Егор и Настенька. Есть еще неполный комплект полуразвалившейся мебели, которую с горем пополам сумели приобрести на севере.
Унывать было нельзя. И Константин Степанович с удивлением обнаружил, что в самые тяжелые моменты, когда, казалось, он уже был готов отчаяться, его выручали дети. Они всегда находили повод для радости и смеха, чем и отогревали ледяные тревоги отца. Он искал малейший повод порадовать своих чад