Нарбоннский вепрь. Первая книга трилогии «Наследники Рима» в новой редакции 2017 года
яростью, точно павиан, встретившийся взглядом с противником, произнёс Крун, – это значит, ради дружбы со мной вы обрядили мою дочь Кримхильду в платье гулящей девки…
– Вы забываетесь, герцог, – жёстко перебила его София, – и я не позволю вам оскорблять ни меня, ни вашу собственную дочь. Принцесса Кримхильда – красивая и умная девушка. На вашем месте любой отец гордился бы такой дочерью! А если вашей светлости нужна женщина для домашних работ, я могу подарить вам любую рабыню, на какую ваша светлость соблаговолит указать!
Крун побледнел. Никто ещё и никогда не разговаривал с ним в таком тоне. Внутри всё кипело; герцог понимал, что честь воина требует прервать этот постыдный диалог. Крун, в сущности, не собирался выслушивать от аморийской княгини какие-либо объяснения – он всего лишь хотел выбранить её за дочь и покончить на этом.
– Или сами купите, если вашему монаршему самолюбию претит получать от меня подарки, – с полупрезрительной ухмылкой подправила саму себя София. – На столичной Агоре хорошую домашнюю служку можно нынче приобрести всего за империал. Разве счастье вашей дочери не стоит какого-то жалкого империала?
Герцог онемел от изумления. Глаза его смотрели на самую красивую женщину, какую они когда-либо видели, и эта женщина говорила о таких вещах и употребляла такие слова, которые не просто не соответствовали его представлениям о женщинах вообще, а прямо противоречили им, бросали вызов всему, что было привычным и естественным для Круна. Они полностью опровергали образ холодной официальной дамы, который старательно рисовала София Юстина прежде. За маской холодной дамы внезапно обнаружилась натура самовлюблённой хищницы.
И он, водивший в атаку отважных северных рыцарей, он, не страшившийся в жизни нечего, кроме гнева высоких богов, он, Крун Свирепый, растерялся перед этим неожиданным натиском. Конечно, будь он у себя в Нарбонне и будь на месте Софии Юстины любая из его подданных, он бы нашёл, что ей ответить, и ответ его был бы поистине страшен для дерзкой – да просто не было и не могло быть столь же дерзких в его государстве! Но эта женщина была неподвластна ему и его гневу, не только в силу своего происхождения, но и, – в глубине души Крун признавал это, – как личность. К тому же, дочь Тита Юстина была чрезвычайно влиятельной в Империи персоной, вполне способной при большом желании разрушить всё, ради чего он, Крун, терпел такие унижения. Ещё герцог Нарбоннский понимал, что вот теперь, сейчас, в эти мгновения он, возможно, становится участником какой-то новой жестокой игры, – игры, в которой дорогие его сердцу ценности не стоят для коварного противника и медного обола. А возможности выйти из этой безвыигрышной игры у него больше не было – он сам отрезал себе все пути к отступлению два дня тому назад, когда склонился перед хрустальным троном Владыки Ойкумены…
А София Юстина, словно наслаждаясь новым впечатлением, которое она, вне всякого сомнения, производила на варвара, гордо стояла перед ним, разделив свой вес на обе восхитительные обнажённые ноги; правая рука как будто небрежно лежала на бедре, а левая поправляла выбившиеся