ространства, исторгавшего одновременно и тоску и слабую надежду в виде вопроса. По крайней мере такая картина сложилась у меня в голове. В общем, мне хотелось говорить о просвещённом одиночестве и, если вспомнить известное выражение, о «смутном впечатлении кожи».
Принявшись за дело в некотором расслабленном состоянии, которое, по-моему мнению, должно было соответствовать неспешному рассказу, я вдруг обнаружил, что эта история начинает обрастать подробностями. Появились новые герои, и довольно скоро я понял, что никакой это не рассказ.
Главному герою надо было заняться чем-то ещё, кроме обедов в пыльной столовой и хождений по залитым солнечным светом железнодорожным путям, пропахшим смазкой, в поисках пугливой мордочки неизвестного зверёныша, поэтому в руках у него оказалась книга Августина Гильермо Рохаса – приём довольно распространенный и позволивший мне надеяться на нечто большее. Я стал думать, что пишу повесть, но вскоре и это предположение оказалось неверным. Начав с государственной смерти общесоюзного и мирового масштаба, случившейся в начале 80-х, я задумался о великом отечественном молчании и о многом другом. Дальнейшие же события, как сказал бы какой-нибудь прилежный и восприимчивый герой Августина Гильермо Рохаса, ввергли меня в пучины необъяснимого и загадочного.
Я, например, никак не мог предположить, что зазубренный, ножевой Базякин вырастет в такую трагическую фигуру. Ничего я еще не знал тогда и о тех страшных событиях, которые произошли в третьей части. А разве могло прийти мне в голову, что рассказ Августина Гильермо Рохаса «Больные ноги» из сборника «Предостережения судьбы» самым непосредственным образом коснётся и меня? Кое-какие сюжетные ходы подсказал мне другой роман автора «Девонширской изменницы» – «Беспорядочное отступление» и его же единственный написанный на английским языке рассказ «Пощечина» (Box on the Ear).
«Девонширская изменница» поначалу должна была стать ироническим противопоставлением жизни, в которой ничего не происходит. Любопытная монография Габриэля Травалье «Августин Гильермо Рохас – подлинная история выдуманной страны», любезно переведённая мне с испанского Олегом Белолипецким, работавшим в библиотеке университета Бильбао, и оригинальная статья Энтони Бирна «Новый романтик», напечатанная в журнале «Eleven» (№3, 1986г.), вроде бы и предполагали такое использование произведения известного латиноамериканского писателя. На деле же всё оказалось гораздо глубже…
Могу признаться, что в той или иной степени на меня оказали влияние многие писатели, творчество которых я брал за образец, и упоминание их с разъяснением принципиальных позиций заняло бы довольно обширное место. Тут нет ничего удивительного. Что-то должно было быть в написанной мною вещи и от «куси-муси», и от …
Зато удивилась Марина, прочитав посвящение, но её недоумение быстро разрешилось, лишь только она дошла до описаний обедов в подвальной столовой и гуляний по шпалам. В известном смысле я ничего не придумывал. Я хорошо знал Валентина Степановича Пальчикова, Льва Александровича Шкловского, бдительную Анну Ивановну, а Фаину Федоровну, Флору Федосеевну и Федосью Фаддеевну с Феоной Филимоновной (гл.20), наверняка вспомнит и внимательный читатель. И даже легендарный вентилятор МЭП ЯЭМЗ ГОСТ 7402-55 выпуска 1957 года действительно существует и, я уверен, если не стоит на том же самом месте, то, во всяком случае, пределы того самого здания до сих пор не покинул.
Теперь, конечно, мне легко рассуждать о том, откуда и что у меня взялось. Менялась страна, менялся и я. Многое из действительности 199… года теперь ушло в прошлое и, кажется, никогда не вернётся. А вот в нынешней Твери, судя по сообщениям прессы (мог ли об этом мечтать бедный Иван Петрович?), вроде бы собираются восстанавливать разрушенный памятник воеводе Тверёву…
Я уже, конечно, знал тогда, в 1989 году, приступая к работе, что всё закончится «балалайкой», но путь к этому оказался довольно длинным.
Посвящается Марине
В чём нас испытывает мир, как нас соединяет судьба, что
мы можем на всё это сказать? Двигаться куда-то и не знать
причины собственного движения, не так ли?
Августин Гильермо Рохас
«Девонширская изменница»
Положение писателя, не умеющего или не способного угождать
людям, должно внушать сожаление. У такого художника выбор
тем несколько ограничен, так как настроенный антихудожественно
к обычным проявлениям жизни – болезни, радости, горю, любви,
труду, страстям и так называемым «достижениям» – человек становится
более противосоциальным явлением, чем профессиональный убийца. Не может быть ничего оскорбительнее для читателя, как равнодушие к его нуждам: это понятно; вместе с тем писатель антисоциальный не может принудить себя к гуманистическому изображению быта; то, что он пишет, замкнуто само в себе, подобно ударам колокола в глухой пещере.
А. С. Грин
Это, в сущности, маленькая история, но сквозь неё просвечивает время.
Михаил