всего и во всем, включая лекарства, так что Институт крови этот препарат не продавал – по страшному блату мне продали всего две ампулы. А для спасения малыша нам нужно было не две, а двадцать две таких ампулы, и своевременно…
Мы его потеряли. … Это был такой шок и такая трагедия, что я практически ничего не помню с того страшного дня, а вот моя мама до сих пор рыдает, стоит только об этом заговорить….У меня совершенный провал памяти и о его похоронах, помню только, что подхоранивали мы Димочку на Байковом кладбище – к дедушке Мане. Я была в полном стопоре и не могла плакать от сильнейшего горлового спазма, зато до сих пор помню, как страшно кричала моя мама, как рыдали мой папа и дед Сеня, а мне постоянно вливали какие – то капли. Думаю, что мои родные смотрели на меня и боялись, что я сейчас уйду вслед за сыном…. Более черного периода в моей жизни не было и, я надеюсь, никогда не будет: после смерти Димочки началась одна сплошная темная полоса, похожая на борьбу между жизнью и смертью . Малыш умер 16 мая, 17 мая – на папин день рождения – мы его похоронили, а 18 мая в той же злополучной больнице мне резали грудь: гной дошел до глубины ребер… Как минимум, я на год выпала из жизни: я не могла ни с кем общаться, ничего не хотела, и целый год так болела, что постоянно висела на волоске. Естественно, я ушла и с работы, и с института, поскольку полностью потеряла вкус к жизни, а болезни повалились на меня, как снежный ком. Помню, как на следующий месяц после похорон малыша меня обобрала цыганка в очереди за помидорами, включив свой гипноз и воспользовавшись моим обесточенным состоянием. Посмотрела она на меня пристально и говорит: «Вижу, потеряла ты очень близкого и кровного человека, но я знаю, как помочь твоей беде!» Конечно, я – в слезы, а она меня тут же под белы рученьки и в сторонку отвела, где и развела по полной программе своего цыганского гипноза. Я как зомби сняла с себя золотые сережки, которые она быстро завернула в газетку, дунула-плюнула и была такова, а я очнулась ни с чем. Но дело не в потере драгоценностей. От пережитого стресса я потеряла сознание, при падении порвала связки на ноге и потом долго не могла ходить. Этот чудовищный год завершился крупозным воспалением легких, причем, с поражением всех долей и с сильнейшим бронхоспазмом. Учитывая то, что я еще с детства астматик, пульмонолог строго настрого приказал: «Немедленно в больницу и под капельницы, иначе она не выживет!» Мои родные до сих пор помнят мою коронную фразу, которой я категорически отрезала: «Если мне суждено умереть, то я умру у себя дома, поэтому никакой больницы не будет!» Мама поняла, что спорить со мной бесполезно, поэтому быстренько побежала и нашла хорошую медсестру, которая приходила четыре раза в день делать мне делать уколы и интенсивную терапию на дому – и так продолжалось целый месяц. Конечно, на этом мои злоключения не закончились: затем на протяжении двух лет у меня начались неминуемые осложнения и я постоянно болела воспалением легких. До сих пор остается загадкой: откуда и почему на меня навалился этот ком бед?…Может, проклятие