этого хмыря вовек не поцелую и никого к нему не подпущу. Опять же в берлоге у меня кто бывает? Разве что профессор Клопп раз в сто лет забредет выпить стаканчик-другой. Да только Клоппу эти Красавцы по барабану… Да и Красавицы, если разобраться, уже тоже…
Неожиданно Тарарах насторожился. Спящий Красавец шумно повернулся в гробу и открыл глаза. Таня вскрикнула. Тарарах метнулся к гробу и, раскачивая его, хриплым голосом затянул:
– Баю-бай, баю-бай! Поскорее засыпай! Придет серенький волчок и укусит за бочок!
Красавец осоловело моргнул и, вновь закрыв глаза, стал сладко причмокивать губами. Тарарах перестал петь и отошел от гроба.
– Уф! Еще действует, но с каждым разом все хуже… Ладно, пошел я. А то пропущу, как Избушки укладываются, – сказал он.
Он двинулся было к дверям, но Таня вцепилась в его руку:
– ТАРАРАХ! Почему ты мне не сказал, что он просыпается?! Ты поэтому хотел, чтоб я осталась, да?
Питекантроп жутко смутился и, хотя в берлоге, кроме Тани и Красавца, никого не было, снизил голос до едва различимого шепота:
– Понимаешь… Тут такое дело… Это совсем недавно началось. Он не то чтоб просыпается, а вроде как страдает лунатизмом! Раньше я сам об этом не знал. Но как-то просыпаюсь – нет его. Я бросился в коридор и давай искать! Едва нашел – он почти что в Зал Двух Стихий забрел. Я его в охапку – и тащить, а он сильный как вурдалак! Толкнул меня – я и отлетел! Хорошо, я догадался колыбельные петь. Он сразу успокоился и прямо на полу заснул. Я его едва допер… Ты того, как он просыпаться начнет, сразу колыбельные пой – они его моментально вырубают.
– Я не знаю колыбельных!
– Да не важно! Ты пой что попало! Глуши его хоть военным маршем… Он того… не особенно разборчив. Главное – не замолкай. Только он шевелиться начнет – сразу пой… Ну все, я помчался!
Преподаватель ветеринарной магии ловко освободился от Таниной руки и выскользнул за дверь быстрее, чем девочка успела его удержать. По коридору весело забухали шаги. Насвистывая, Тарарах, получивший отгул на всю ночь, мчался наблюдать за Избушками.
Таня подбросила в огонь еще пару поленьев и уселась на солому.
Четверть часа спустя Спящий Красавец зашевелился вновь. Тане пришлось долго раскачивать гроб, напевая современную попсу – единственное, что она могла вспомнить. В прошлые каникулы Гробыня протащила в Тибидохс лопухоидный приемник и теперь слушала по ночам все, что могла поймать. Иногда она приглашала Гуню Гломова и подзуживала его, чтобы тот потанцевал вместе с Пажом. Однажды ревнивый скелет даже укусил Гломова за ухо.
Попса действовала на Спящего Красавца возбуждающе. Он ворочался и грыз подушку. Зато при звуках рэпа Готфрид сразу зазевал и отрубился. От радости Таня перешла на «Калинку-малинку» и, перестав раскачивать хрустальный гроб, вернулась к огню.
Потрясенный новыми дарованиями