напитки.
«Гущин когда пьяный, такой идиот…»
Излишняя прямота привела к непониманию сторон.
«Начинает на всех кидаться, и нести всякую муйню…»
Возникло некоторое напряжение.
«Они ему в глаз та-ак засадили…»
Переговоры зашли в тупик. Стороны перестали искать компромисс.
«… Они всю хату разнесли».
Коммерческий директор прибыл вскоре после окончания переговоров. Оперативно проанализировав результаты встречи, руководство «Негоциант-Инжиниринг Л» покинуло головной офис компании.
«… Я ему говорю: валим отсюда, Гущин… Соседи сто пудов, ментов вызвали… Башку ему шарфом замотал, потому что у него та-а-кой глаз! А он упёрся. Не пойду пока немного не выпью. Стресс ему, сука, снять надо! Купил на последние деньги фляжку коньяка «Плиска»… Так и шли, как два…»
Вероятно, Боря хотел привести сильное сравнение, но затруднился с выбором матерного слова и только махнул рукой.
– А где он сейчас ? Гущин.
– Не знаю. Как кредит взяли, я его так и не видел.
– Давно взяли?
– Да уж с неделю. Ладно давай укладываться. Поздно уже.
Ночью Дмитрий Сергеевич проснулся и вздрогнул от страшной тени. Свет уличного фонаря превращал надутую резиновую перчатку, на бутыли, в огромную лапу чудовища на стене. Она медленно покачивалась из стороны в сторону. Как будто прощалась. Наверное, с первичным капиталом. И негоциантом Гущиным.
Абгалдырь.
Начальник штаба был спокоен, как потухший вулкан и склонен к аллегориям:
– Из тебя, Апухтин, военный, как из члена оратор. Встанет, покраснеет и молчит.
Вчерашняя ярость начальника штаба, как вулканическая магма, выжигавшая всё на своём пути, к утру остыла и окаменела. К почти литературным образам военного начальника подвигла проза жизни. И лейтенант Митя Апухтин.
Была у начальника штаба мечта. Хрустальная, как графин для водки, что подарила супруга на 23 февраля.
Уже во сне видел, как вызывает его командир бригады малых противолодочных кораблей, и вручает бумагу, полученную из штаба Северного флота, с круглой синей печатью:
«Откомандировать капитана 3 ранга Бывших В.А. в распоряжение отдела кадров Военно-морской академии… в город Ленинград…»
И сам комбриг, уже, не как начальник, а как старший товарищ, пожимает руку и скупо, по-мужски напутствует:
– Семь футов, тебе, под килем, Василий Алексеевич! Езжай, учись! Заслужил, Вася!
И благосклонная судьба щедро отмеряет новоиспечённому слушателю академии два года жизни, в самом красивом городе на земле. С крошечного острова на побережье Кольского полуострова он казался каким-то инопланетно-сказочным.
Да что там Эрмитаж или БДТ. У человека, вдоволь надышавшегося свежим воздухом, на бескрайних просторах Заполярья, восторг мог вызвать обыкновенный трамвай. Затерявшийся на южном побережье Баренцева моря, остров Шалим, уравнивал в своей роскоши, приезд королевской семьи в Букингемский дворец и вечернее посещение ленинградской булочной новым слушателем академии .
А потом, спустя два года, открывался перед