рыночный анализ цен и качества леса из этого региона и Соединенных Штатов. Все это – отнюдь не поверхностные заметки человека, пытающегося скрыть какие-то тайные мотивы.
Жюль явно намеревался основать выгодное лесозаготовительное предприятие при сотрудничестве с государством: и впрямь – без имперского одобрения было бы затруднительно обеспечить то значительное финансирование, которого требовал проект. Его собственный участок в Сидеми располагался лишь в одном дне пути от реки Туманной, и он мог рассчитывать, что российские пограничники оберегут его летнюю дачу от возможных нападений корейцев или хунхузов и с самого начала предоставят государственную защиту лесной концессии.
Совершенно невероятно, что Жюль выступал внештатным провокатором, однако такое допущение делает историк Уайт, замечая, что «официальные связи Бринера, судя по всему, были тесны, поскольку он получил концессию при содействии русского посланника в Корее. Более того, во время ее получения он служил в пограничной комиссии… С самого начала его концессия была тесно связана с официальными кругами, если не с официальной политикой»[36].
Жюль всегда намеревался съездить в Санкт-Петербург за правительственным одобрением своего проекта на реке Ялу: намерение это упоминается в письме агента Витте Покотилова в Министерство финансов через несколько недель после того, как Жюль достиг соглашения с королем Кореи. Несомненно, Жюль рассчитывал, что концессия окажется привлекательна для экономического империализма Сергея Витте: в итоге, это русская промышленность легально брала под контроль корейскую территорию. Витте же с самого начала, похоже, связывал этот план со своим политическим противником Безобразовым. Однако, уже отказавшись от предложения Жюля, министр финансов со временем все же передумал. Как писал Александр Солженицын: «Тут Витте, снова в противоречие себе, соглашался присоединять Маньчжурию и даже открывать лесную концессию в Корее»[37].
Но каково же было намерение Николая при покупке концессии Бринера – и уплаты за нее из собственного кармана? По словам Солженицына, Безобразов убедил царя, что «наши экономические предприятия в Корее, лесная концессия, быстро начнут приносить фантастические барыши, и Восток окупит сам себя»[38]. Но с учетом огромных таежных просторов на русской почве это все же как-то неубедительно. Кроме того, царь проявлял интерес лишь к стратегическому местоположению концессии Жюля, а вовсе не к флоре и фауне, которые Жюль, самолично отправившись в экспедицию вдоль реки Ялу, исправно документировал. Для российского правительства это был лишь слабо замаскированный хапок земли – отнюдь не деревьев.
План Безобразова, как его описывает Уайт, состоял в том, чтобы «концессия Бринера начала работу с организацией полуофициальной “Восточно-Азиатской промышленной компании”, устроенной так же, как британская “Ост-Индская компания”. Компанию эту следовало организовать и управлять