на этот титул, и единственный, его поистине заслуживавший. Но когда здесь работал Жюль, шанхайская культура еще представляла собой преимущественно «британское колониальное владычество», как в Индии, только вместо карри – чау-мейн. Ничего удивительного, что китайское население все больше озлоблялось на этих захватчиков-англосаксов – и на алчных хищников, и на тех, кто был исполнен самых благих намерений. В 1869 году принц Гун объявил в Пекине британскому консулу сэру Разерфорду Олкоку: «Уберите опий и миссионеров – тогда добро пожаловать»[6].
Вот в такой космополитической атмосфере Жюль упражнялся в деловом руководстве, набирался привычек и манер международного homme d’affaires[7] и среди британских колонистов учился вести себя в приличном обществе и выглядеть заинтересованным в крикете. А между тем – сосредоточенно изучал предприятия и компании Дальнего Востока и то, как они могут сотрудничать, чтобы регион этот развивался.
По поручению своего нанимателя он также занялся местными политическими махинациями англичан касаемо двух вопросов, которые могли бы непосредственно улучшить местное судоходство: дноуглубительными работами в устье Янцзы и строительством первой железнодорожной линии в Китае – из Шанхая в Вусун. Для осуществления обоих проектов группа иностранных предпринимателей, преимущественно англичан и американцев, основала отдельную компанию. Плану строительства железной дороги общественность и власти весьма препятствовали, но предпринимателям разрешили построить трамвайную линию; они проложили рельсы под локомотивы, с широкой колеей, и поставили китайцев перед fait accompli[8]. Все это Жюль мотал на ус.
К началу 1870-х годов между китайским населением и обитателями иностранного сеттльмента в Шанхае возникли трения. В грядущие бурные годы под иностранной пятой беспокойные китайцы начали устраивать бунты; их череда завершилась Боксерским восстанием 1900 года с его недвусмысленным лозунгом: «Сохранить династию, изничтожить чужеземцев».
Китайские работодатели Жюля часто командировали его в Нагасаки, Япония, чтобы он общался с клиентами непосредственно. Шанхай покамест отказывался от какой бы то ни было телеграфной связи – из широко распространенного опасения, что телеграфные столбы нарушат фэншуй всей местности. В одной такой командировке в Нагасаки, где шелк-сырец из Шанхая окрашивали и реэкспортировали, Жюль познакомился с пожилым английским джентльменом, единолично управлявшим судоходным агентством, которое работало по всему Тихоокеанскому региону, и тот вскоре пригласил Жюля к себе в помощники и протеже. Быть может, от недостатка возможности сделать карьеру в китайской компании, а отчасти из-за возраставшей угрозы для иностранцев, Жюль оставил Шанхай и по шелковому пути перебрался в Нагасаки, крупнейший порт Японии.
Менее чем двадцатью годами ранее на берег под Ёкохамой сошел коммодор Мэттью Перри