а то скоро приедет автобус.
– Иду! – Громкий топот. – Держи машинку, Гейдж. Мне пора в садик.
Гейдж возмущенно завопил. И хотя слов было не разобрать – кроме машинка, Гейдж, беги и Элли-тобус, – смысл был понятен: Элли надо остаться. На сегодня дошкольное образование можно задвинуть.
Опять голос Рэйчел:
– И разбуди папу, Эл.
Элли ворвалась в спальню. Она была в красном платьице, с волосами, собранными в хвостик.
– Я уже не сплю, солнышко, – сказал Луис. – Иди кушать.
– Да, папа. – Она подбежала к нему, поцеловала в небритую щеку и умчалась вниз.
Сон начал таять, стираться. И это было чертовски здорово.
– Гейдж! – позвал Луис. – Иди поцелуй папу!
Гейдж пропустил это мимо ушей. Он несся следом за Элли и вопил во весь голос: «Беги! Беги-беги-беги-БЕГИ!» Луис только и видел, как сын пробежал мимо двери в одних клеенчатых штанишках, надетых поверх подгузника.
Рэйчел крикнула снизу:
– Луис, это ты? Ты проснулся?
– Да. – Он сел на постели.
– Я же сказала, что он проснулся! – воскликнула Элли. – Все, я пошла. Всем пока!
Хлопнула входная дверь. Гейдж обиженно заревел.
– Тебе одно яйцо или два? – спросила Рэйчел.
Луис откинул одеяло и спустил ноги на тряпичный ковер, уже приготовившись крикнуть, что не нужно яиц, он обойдется овсяными хлопьями, и ему пора бежать на работу… но слова застряли в горле.
Его ноги были облеплены грязью и хвоей.
Сердце подпрыгнуло к горлу, как обезумевший чертик из табакерки. Глаза полезли на лоб. Луис прикусил язык, но не почувствовал боли. Он быстро поднял одеяло. Вся постель в ногах кровати была усыпана сосновыми иглами. На простыне расплылись пятна грязи.
– Луис?
Он увидел несколько сосновых иголок у себя на коленях и резко повернул голову, чтобы посмотреть на свое правое плечо. Там красовалась свежая царапина, в том самом месте, где сухая ветка вонзилась в кожу… во сне.
Я сейчас закричу. Я уже чувствую.
Да, он уже чувствовал, как внутри разрастается огромный, холодный страх. Реальность вдруг замерцала, грозя отключиться. Настоящей реальностью были вот эти иголки, эта грязь на постели, эта кровоточащая царапина на плече.
Я сейчас закричу, а потом сойду с ума, и мне больше не придется тревожиться ни о чем…
– Луис? – Рэйчел начала подниматься по лестнице. – Луис, ты там опять заснул?
Эти две-три секунды Луис боролся с собой за себя; он упорно боролся за свой рассудок, гнал прочь страх и растерянность, как это было вчера, когда в клинику принесли умирающего Паскоу. И он победил. Решающим фактором этой победы стала мысль о том, что жена не должна увидеть его таким, она не должна увидеть его грязные ноги, сброшенное на пол одеяло, испачканную постель.
– Я не сплю, – бодро отозвался Луис. Язык он прикусил сильно – во рту чувствовался привкус крови. В голове все плыло, а где-то в глубинах сознания, вдали от происходящего, брезжила смутная мысль, что, может быть, это