прости меня, я больше не буду», и горе ей, если это получалось недостаточно истово, – тогда все начиналось сначала».
«Борис Садовской, чтобы подразнить Эллиса, в номерах “Дон” натянул на бюст чтимого Данте презерватив. Эллис, чтобы подразнить Садовского – лютого антисемита, который больше всего на свете благоговел перед Фетом и Николаем I, – показывал Садовскому фотографию Фета и говорил: “Боря, твой Фет ведь и вправду еврей, посмотри, какие у него губы!” Садовской сатанел, бил кулаком по столу и кричал: “Врешь, он – поэт!”»
«Сергей Павлович, – спросил я, – а это Садовского вы анонсировали в “Центрифуге”: “… сотрудничество кусательнейшего Птикса: берегитесь, меднолобцы”?» – «Садовского». – «Как же он к вам пошел, он же ненавидел футуризм?». – «А вот так».
«Левкий Жевержеев, который давал деньги футуристам на “Союз молодежи”, был библиофил. Это особенная порода, вы ее не знаете. Был я у него, кончился деловой разговор, встали: “Сейчас я покажу вам мои книги”. Отдергивает занавеску, там полки до потолка, книги – такие, что глаза разбегаются, и все в изумительных переплетах. Я, чтобы не ударить в грязь лицом, беру том “Полярной звезды”, говорю: “Это здесь, кажется, был непереиздававшийся вариант такого-то стихотворения Баратынского?..” – и вдруг вижу, что том не разрезан, а на лице у Жевержеева брезгливейшее отвращение. “Почему?” – спрашиваю. “А я, молодой человек, книг принципиально! не! читаю!” – “Почему?” – “Потому что книги от этого пор-тят-ся”».
«А вы знаете, что в “Центрифуге” должен был издаваться Пушкин? “Пушкин – Центрифуге”, неизвестные страницы, подготовил Брюсов. Не потому неизвестные, что неизданные, а потому, что их никто не читает. Думаете, мало таких? целая книга! (Я вспомнил эпиграфы, подписанные А. П. Потом в архиве Брюсова я нашел этот его договор с “Центрифугой”.) На Пушкине мы однажды поймали Лернера. Устроили публикацию окончания пушкинской “Юдифи” – будто бы найдено в старых бумагах, в таком-то семействе, где и действительно в родне были знакомые Пушкина. Лернер написал восторженную статью и не заметил, что публикация помечена, если по новому стилю, первым апреля. Этот номер “Биржевки”, где была статья Лернера, мы потом в каталогах перечисляли в списке откликов на продукцию издательства».
Говоря о стиховедении, случилось упомянуть о декламации, говоря о декламации – вспомнить конструктивиста Алексея Чьи!черина, писавшего фонетической транскрипцией. «У него была поэма без слов “Звонок к дворнику”. Почему? Потому что очень страшно. Ворота на ночь запирались, пришел поздно – звони дворнику, плати двугривенный, ничего особенного. Но если всматриваться в дощечку с надписью, и только в нее, то смысл пропадет, и она залязгает чем-то жутким: “ЗъваноГГ – дворньку!” Это как у Сартра: смотришь на дерево – и ничего, смотришь отдельно на корень – он вдруг непонятен и страшен; и готово – ля нозе. Чичерин анонсировал какие-то свои вещи с пометкой “пряничное издание”. Мы с женой получаем посылочку, в ней большой квадратный