одержимый, медленно поворачивался на месте.
Кто это был? Что он делал? Или это был лишь плод его воображения? Отчим Стивена в ястребиных гнездах на раскидистых дубах Западной Виргинии видел снайперов.
Лицо в окне таращилось на Стивена так, как иногда смотрел на него отчим: пристальным оценивающим взглядом. И маленький Стивен ломал себе голову: «Напортачил? Или сделал все как надо? Что он обо мне думает?»
Не в силах больше ждать, Стивен вернулся в гостиницу в Вашингтоне.
В своей жизни Стивену довелось снести немало побоев; в него стреляли, его резали ножом. Но ничто не потрясло его так сильно, как то происшествие в Александрии. Ему никогда не являлись лица его жертв. Но лицо в окне мерзким червем ползало по его телу.
Именно так ощущал себя Стивен, видя приближающихся к нему с противоположных концов Лексингтон-авеню полицейских. Сердито гудели клаксоны машин, водители злились. Но полицейские не обращали на них никакого внимания, продолжая прочесывание. Еще несколько минут – и его обязательно заметят: одинокий мужчина атлетического телосложения с гитарным чемоданом, в котором без труда поместится лучшая снайперская винтовка в мире.
Стивен обвел взглядом черные мрачные окна, выходящие на улицу.
Моля Бога о том, чтобы оттуда на него не смотрело лицо.
«Солдат, о чем это ты, мать твою?»
«Сэр, я…»
«Солдат, провести рекогносцировку».
«Слушаюсь, сэр!»
Ноздри уловили горьковатый запах горелого.
Обернувшись, Стивен обнаружил, что стоит у кафе быстрого обслуживания. Вошел и, притворившись, что изучает меню, осмотрел посетителей.
За одним из столиков на хлипком неудобном стуле сидела одинокая, очень крупная женщина, нянчившая высокий стакан с чаем. Лет тридцати с небольшим, рыхлая, широкое лицо, толстый нос. Стивен окинул ее оценивающим взглядом.
Журнал «Вог» она читала не с похотью, а с завистью.
Заказав стакан фруктового чая, Стивен взял поднос и направился к столику у окна. Проходя мимо полной женщины, Стивен выронил поднос. Горячий чай разлился по полу. Отпрянув назад, женщина с испугом посмотрела на Стивена.
– Господи, – прошептал тот. – Извините ради бога! – Он поспешно схватил пачку салфеток. – Успокойте же меня! Скажите, что я вас не облил. Пожалуйста!
Перси Клэй попыталась высвободиться из рук молодого полицейского, буквально пригвоздившего ее к полу.
Джоан Карни, мать Эда, лежала в нескольких футах от нее. На ее лице был написан ужас.
Два крепких полицейских прижимали Брита Хейла к стене, словно арестованного.
– Простите, мэм, – начал один из полицейских. – Миссис Клэй, мы…
– Что здесь происходит? – воскликнул ничего не понимающий Хейл.
В отличие от Эда, Рона Тэлбота и самой Перси, Хейл не служил в армии и никогда не бывал в боевой обстановке. Он не знал, что такое страх. Рубашки Брит носил только с длинным рукавом, скрывая страшные следы от ожогов, которые он получил несколько лет назад, спасая из горящей