судьбы, когда победитель вдруг превращается в побежденного. Царь Асархадон завоевал царство царя Лаилиэ, а его самого посадил в клетку и собирается казнить. В это время и приходит к нему старец, объясняющий: «Ты и Лаилиэ – одно…Тебе только кажется, что ты не Лаилиэ, и Лаилиэ не ты». По приказу старца Асархадон погружается в купель с водой и осознает себя царем Лаилиэ, переживает момент казни.
«– Сейчас смерть, уничтожение, – думает Лаилиэ и, забывая свое решение выдержать мужественно спокойствие до конца, рыдая, молит о пощаде. Но никто не слушает его.
– Да это не может быть, – думает он, – я, верно, сплю. Это сон. – И он делает усилие, чтобы проснуться. – Ведь я не Лаилиэ, я Асархадон, – думает он.
– Ты и Лаилиэ, ты и Асархадон, – слышит он какой-то голос и чувствует, что казнь начинается. Он вскрикивает и в то же мгновение высовывает голову из купели. Старец стоит над ним, выливая ему на голову последнюю воду из кружки»[34].
Общий вывод рассказа вполне в духе Толстого. Человек не властен над жизнью ближнего, ибо «жизнь одна во всем, и ты проявляешь в себе только часть одной жизни». Предназначение Асархадона (как и Лаилиэ, как и всех других) жить и постигать жизнь. Ибо «жизнь уничтожить и изменить нельзя, потому что она одна только и есть. Все остальное только кажется». При всем различии замысла двух художников мы можем заметить и общие черты. Романтический чернокнижник Киреевского берется погубить Нурредина, пробуждая в нем чувство любви. Старец Толстого старается спасти Лаилиэ-Асархадона, показывая единство двух сущностей, внушая победителю любовь к противнику как к самому себе. Жизнь держится на любви. «Улучшить жизнь в себе ты можешь только тем, что будешь разрушать пределы, отделяющие твою жизнь от жизни других существ, будешь считать другие существа собою – любить их»[35]. Таким образом, помимо сходства ведущего мотива, в обоих новеллах мы находим мысль о необходимости любви. Только у Киреевского это любовь романтическая, выраженная с помощью прямой фантастики. Толстой же, прибегая к завуалированной фантастике, вкладывает в уста героя мысль о всемирной, всечеловеческой любви, реализует христианскую идею любви к ближнему как к самому себе. Но зародыши этой идеи мы, бесспорно, находим уже в сказке Киреевского.
Отметим обращение к этой же теме, еще более близкое к замыслу Киреевского, в стихотворении Н.С. Гумилева «Баллада», вошедшем в поэму «Сказка о королях»[36]. Герой Гумилева получает в подарок от своего друга Люцифера пять коней и «одно золотое с рубином кольцо». Как и царь Нурредин, он попадает в другой мир, «на высоты сознанья». Точно так же он встречает там «деву больную как сон». Самое интересное, что дева ассоциируется у поэта с Луной и олицетворяет музыку:
Ее голос был тихим дрожаньем струны,
В ее взорах сплетались ответ и вопрос,
И я отдал кольцо этой деве Луны
За неверный оттенок разбросанных кос.
Он отдал все за