отстранялась и со смехом говорила, что не губы замерзли, а пальцам холодно. Тогда Вадим прятал ее ладони себе под куртку и говорил: «Ну, вот теперь ты поймалась!» Ладони впитывали тепло его тела, и губы сливались воедино, греясь в поцелуе.
– Ты его любишь? – вдруг голос Андрея возвратил Люду с прошлого.
– Почему ты спрашиваешь? И зачем тебе это? – после долгой паузы ответила она вопросом на вопрос.
– Просто…, – он запнулся на мгновение, – просто хочу выяснить, есть ли шанс у меня.
– Шанс? – в голосе Люды послышалось удивление. – Шанс полюбить, или как?
– Шанс быть с тобой, – тихо ответил Андрей и попытался взять ее за руку.
Люда отстранилась и села на лавочку. Андрей присел рядом.
– Быть вместе без любви? – спросила она, глядя на мерцающие звезды.
– А разве она не может появиться? Потом.
– А вдруг не появиться, и что тогда? – Люда повернула к нему лицо, стараясь уловить взгляд Андрея. – Вот живем, живем, а она все не появляется, а еще хуже того – появляется на стороне, как тогда?
– У меня не появиться, – твердым голосом произнес Андрей. – На стороне не появиться, – уточнил поспешно.
– Ты говоришь так уверенно, будто умудрен большим опытом, – Люда старалась перевести разговор в шутливое русло. – А вот у меня никакого опыта нет, но и никаких экспериментов я не хочу, Андрей. В одном уверена – только любящие друг друга и осознающие, что это и есть настоящая любовь, благословенны быть вместе.
Она снова посмотрела на звезды долгим взглядом.
– Люблю ли я, – вдруг молвила без тени вопроса и замолчала.
Было холодно, но этот парень в военной форме не мог согреть ее пальцы. Это было бы гадко и пошло.
– Ладно, поздно уже. – Люда резко поднялась и направилась к калитке. Андрей остался сидеть, доставая сигарету.
Он уехал на следующий день. Прощаясь, сказал, что будет ждать, пока Люда не разберется в своей любви, настоящая ли она. Это прозвучало полушутливо, полусерьезно, ни к чему никого не обязывая. А Люда измаялась потом ночью от раздумий, но под утро, все-таки, уснула, как будто и вправду сумев расставить все точки над i.
Удивленная и обескураженная, даже слегка обиженная, странной ненастойчивостью Вадима в ту их майскую последнюю ночь, Люда лишь со временем поняла, что этот мальчик – совсем еще… мальчик в таких делах, как, впрочем, и она. И, слава богу, что обошлось без экспериментов, после которых одни разочарования, как рассказывали некоторые бывалые подруги. И она решила подарить Вадиму себя такой, какой он ее оставил, на два года уходя в то майское утро.
Это письмо от него было необычным. В нем была жестокая правда о том, что вряд ли стоит надеяться на отпуск, – ничего не сложилось, как задумывалось. «Глупый, глупый! Какой же ты глупый, солдатик мой! Разве мы в письмах не пережили бы два эти года? Уже даже меньше, чем полтора! Зачем были нужны эти метания?» Люда впервые по настоящему почувствовала,