метавласть мировой экономики сама по себе, по своей сути, тяготеет к пацифизму. Глобальный капитализм черпает свою силу не из захвата, а из возможности выхода из игры. Однако эта экстерриториальность инвестиций капитала – лишь половина правды. Ибо тот, кто забирает деньги из одного места, должен инвестировать их в другое. Капитал, следовательно, должен где-нибудь пускать корни, локализоваться, поэтому он всегда действует по-империалистически. Но это не военный империализм, а империализм «торгового духа», в котором жизненно нуждаются даже те, кого он подчиняет себе и кто этому подчинению противится. В наслаждениях потребительского общества бушует мазохизм собственного экономического интереса.
Давление мирового рынка с его космополитической гибкостью и чувствительностью действует и как механизм исключения. Как правило, плоды все больше пожинают более мобильные согласно принципу «The winner takes it all!». Многим другим грозит «дрейф» (Ричард Сеннет) – бесцельное мотание от места к месту, от человека к человеку, от одной работы к другой. Больше свободы, но и больше бездомности. Больше мобильности, но меньше лояльности. Больше транснациональности, но меньше демократии. Иными словами, крах национальной социальной онтологии ни в коем случае не означает, что автоматически наступает эра космополитизма. Этот крах может привести к распылению или обернуться ксенофобией. Нужно держать в поле зрения оба сценария – как сценарий распыления и ренационализации, так и сценарий космополитизации. Их разделяют целые миры, возможные мировые кризисы и катастрофы.
Бек указывает на то, что всякая власть порождает свою противоположность. Возникновение космополитических обществ и формирование противников этих обществ – две стороны одного процесса. Транслегальность всемирно-экономической метавласти придает легитимность глобальным процессам антиглобализации и антимодернизации, так как именно они защищают национальные институты легитимного господства – государство и демократию – от разрушительной силы глобального капитала. Модернизация и связанные с ней сломы и взрывы всегда вызывали ностальгию по утраченной защищенности, по защитникам традиционных ценностей и добродетелей.
Немецкий социолог отмечает, что во многих неевропейских культурах глобализация приравнивается к американизации, в которой видят причину всех зол, поражающих их общество. Для тех, кто верит в национальную социальную онтологию, кто хочет защитить свою культуру от внутреннего распада, глобализация – это «великое порождение сатаны». Чем сильнее гордится народ своими мифами, своим культурным наследием и кичится своей независимостью, тем резче его неприятие «американской глобализации», «глобального американизма», который в глазах ностальгирующих по национальному суверенитету постоянно оскорбляет их национальное достоинство.
Глобальная деятельность связана с правовым вакуумом, который, с одной