.

в кого-то, – я показываю удивление, – Ты о чем, это ты откуда взял? – Леха, сидел всё время молча, разглядывая пустой бокал с ошмётками пивной пены, сползаюшими по стенкам, – вы же обращали внимание, насколько прекрасен полный бокал пива, и вообще, любого спиртного, и насколько безобразен пустой, – Лёха вдруг торопливо как в десять пальцев без интонации выпечатывает мне в ухо эту кучу вопросов, глядит не мигая, – откуда он это взял? – Чувак, я этого не рассказывал, ни фига ты впечатлительный хер, нафантазировал себе уже сериал целый. – Это у тебя впечатлительный хер, – недослышал наверное.., – У меня-то нормальный хер, а ты – просто хер, только впечатлительный, очень. – У них тут еще и барбер-шоп что ли? – Андрюха вернулся из сортира; – Вы вообще видели сколько тут площадей, за баром ещё два или три зала огромных, и никого нет. – Барбер ШТО? – Барбер-ШОП, парикмахерская моооудная такая. Там весь пол в волосах, в углах кучи, и какой-то хер их подметает. – Ясно какой хер, парикма-хер, наверное, или барбер-хер – мы ржём, и я иду на разведку и по$ать, а за барной стойкой ступенька наверх в зал на 30—40 человек, потом ещё одна налево в такой же по размерам зал, на полу на самом деле то там тот тут кучи мусора, похожего на пух, но это волосы, кучки волос как в парикмахерской, в полутемном зале мужик очень аккуратно сметает волосы веником в целлофановые пакеты, на нем оранжевая жилетка с надписью ЖКХ, – на парикмахера не похож вообще, в проходах между залами покосившиеся двери с молниями в жёлтых треугольниках «вход воспрещен», я сразу заглядываю внутрь, за одной дверью узкая кухня, железные раковины наполнены мыльной водой с пеной до краев, и никого нет, а за следующей дверью уже не кухня, а еще один зал, только не похожий на сарай с черными стенами, как остальные, и не воняет хлоркой, вместо нее запах вишнёвого кальяна, и зал пустой, затянутый бардовым бархатом, во всю длину стен по периметру стоят низкие диванчики, обитые таким же бардовым бархатом, как машина сутенера в 50 квадратов, и по всей длине стен на уровне плеч и головы – лента зеркал, в дальнем углу налево за кальяном сидят два парня с дредами и рисуют третьему лысому красной тушью жирные точки в две линии по черепу, как у буддийского монаха, увидев меня, они замирают, переглядываются, смотрят и ждут, а я поднимаю руку «упс, сорян», изображая, что сильно перебрал и сваливаю; – А ты когда-нибудь брился на лысо? – разговор за второй сиськой теперь тёмной бурды, пока я отсутствовал, принимает парикмахерский оборот, и хотя вопрос обращен не ко мне, я моментально отвечаю: – Да, два раза, говорят, когда бреешься на лысо – меняешь себе карму.