страх – тоже.
За городом крутило погуще. Луч фары упирался будто в стенку. Еще мгновение – порыв ветра тряхнул машину на скользком взгорке. Косой заряд плотного снега ударил от тундры.
– Ничего, – успокоил шофер Ушакова, – заряд налетает и уходит, как смерч.
– Не опасно?
– Мы тут с завязанными глазами можем.
Шофер сбавил ход, наклонился к стеклу. Из-под очистителей с повизгиваниями разлетались льдистые крупинки. Запрыгали колеса. Адмиралы по-прежнему тихо беседовали, не обращая внимания на привычный им разгул полярной стихии. Расшвыривая сухой снег, навстречу полз бульдозер. Дальше дорога улучшилась. Заряд иссяк. Сугробины поднимались валами брустверов по обе стороны магистрали.
– Ракеты впереди, – сказал шофер, – проскочим их, потом на венец, там снега меньше.
– Где?
– На прицепах. Ишь, холодно им, укутали…
Мощные вездеходы, ворочая гусеничными лентами, тащили ракеты. Одну, другую, третью… Здесь «быть начеку» не просто лозунг на праздничном плакате.
Водитель будто подслушал мысль Ушакова:
– Сталевары заняты сталью, шахтеры – углем, а наш брат – обороной.
– Тяжело?
– Нужно. Привыкли.
– Привыкают не сразу.
– Само собой разумеется. Неспроста новобранец писал отсюда: «Мама, тут нема земли – одни камни, нема воды – одно море, нема людей – одни солдаты».
Поднявшись между скал, будто оплавленных атомным взрывом, машины покатили быстрее по расчищенному гребню, обгоняя грузовики и тягачи. Вскоре с высот открылся город. Бухта была похожа на кратер вулкана.
– Дмитрий Ильич, вначале нам предлагают пообедать, – сказал Максимов. – Переночуем на крейсере. Не возражаете?
Во всех случаях Ушаков предпочитал гостиницу – свободней и проще. Однако следовало считаться с Максимовым.
– В тех местах, где возят по дорогам «мамашки», мое дело – выполнять волю начальства.
– Может быть, в гостиницу? – спросил член Военного совета.
– Еще одно детище адмирала Туркая, – добавил командующий. – Туркай был начальником тыла.
Максимов оставался непреклонен:
– С детищем познакомимся в порядке экскурсии. Мы люди постоянные, кораблям не изменяем…
Освещенный электрическими огнями, город все же принадлежал полярной ночи. Повсюду, куда не проникал свет, держался свинцовый мрак. Опрокинутая огромная чаша, наполненная искристым светом, опускалась в бухту. Лицом к лицу человек стоял перед Ледовитым океаном. Вольно или невольно поединок начался. Возникли и твердо укрепились новые Седовы, Лаптевы, Дежневы.
Сюда доходило теплое дыхание Гольфстрима. Иней вырастал на каждой шерстинке меха, на ворсинке сукна, на бровях и ресницах. Адмиралы и подъехавшие следом сопровождающие офицеры любовались зданием штаба. Его «привязывали» к местности и задачам. Кто из классических зодчих согласился бы довернуть эркерную часть не к морю, а к глухой, высокой скале? Архитектор