Иван выбрался на дорогу, внизу, около разбитых возов, уже копошились мужики, освобождая из постромков покалеченных лошадей.
– Ну ты и слабак! – накинулся на него Тренька. – Глянь, сколько лошадей изувечил!
– Ладно тебе, атаман! – вступился ямской проводник за сотника. – Его вина тут мала. Кобылка стара уж… А ну, мужики, тягай их за лодыжки на обочину! После приеду, заберу…
Обозники посудачили об опасностях этого перевала, затем расчистили дорогу и двинулись дальше, к Павдинскому стану.
А вот и он сам. На высоком берегу Павды стояла большая, рубленая в охряпку изба. Рядом с ней громоздился сарай с сеновалом и стайка. Поодаль, на берегу реки, из-под сугробов торчала крыша бани. Над избой тоненькой струйкой поднимался вверх дым. В морозном воздухе остро пахло хлебом, щами и навозом. Крохотный ямской стан, затерявшийся в тайге, сулил теплый и сытый ночлег.
И путники, при виде его, сразу оживились, как будто у них и не было позади тяжелого перехода через Павдинский камень.
– Эй, есть тут кто-нибудь! – гаркнул Тренька, не по виду ловко вываливаясь из саней на снег. – Принимай гостей, хозяин!
– Лиха на тебе нет, мил человек, – ворча, выполз из избы мужик с всклокоченной бородой.
Грязный от копоти и жира, в старых катанках и дырявом однорядном зипунишке, прожженном на спине, в теплых, по-стариковски обвисших штанах, он был похож на обычного деревенского деда. В пустых же светло-голубых его глазах застыла ранняя скука и равнодушие к жизни.
– Принимай, принимай, дед! – подошел к нему Пущин. – Чай, затосковал без людей-то?
– Тю! Какой я тебе дед?.. Сорок годков еще не жил. А на сие место токмо едина тоска будет – кабы от пришлого люду упасу найти.
Подошел проводник, за ним казаки и мужики: «Устраивай, дед!»…
– Ты что, как малой? Занимай что хошь – сё государев двор!
– Иван, бери припасы и айда за мной! – подтолкнул Тренька в спину Пущина. – Забивай места в рубленке, покуда казачки не набились!
В просторной избе было пусто и холодно. Вдоль глухой стены сплошным длинным рядом были настланы широкие нары. У маленького оконца, заволоченного тусклым бычьим пузырем, кособочился на чурбаках стол, к нему приткнулись такие же кособокие лавки. В переднем углу виднелись закопченные образа с потухшей лампадкой и висели черные от сажи рушники.
Вслед за атаманом и сотником в избу шумно хлынули обозники, подняли в ней сутолоку.
Тренька ловко растолкал казаков, покидал на нары свои узлы и пихнул в спину замешкавшегося Пущина.
– Не лупись – на полу спать будешь!
Он выхватил у него из рук мешок и бросил его рядом со своими пожитками.
– Вот теперь ладушки!
В избу заглянул ямской проводник, обвел недовольным взглядом забитые до отказа нары.
– Казаки, подводы надо поставить и лошадей пораспрягать. Они пристали не меньше нашего…
– Идем, идем! – откликнулся Пущин и стал натягивать на себя опять шубу.
– Поставь и моих, – попросил его