них Смирнов разводил костёр именно таким способом. Искры было мало, но он приноровился, и уже через минуту трут тлел расширяющейся алой точкой. Закинуть комок в сухие листья и раздуть пламя заняло ещё две минуты.
Подана ловко пришлёпнула лепёшки на круглые камни и сунула в самый жар.
– Ну, будем сыты теперь, – довольно проговорила она.
Рецепт еды сначала вызывал у Платона опасения – слыханое ли дело – жёлуди есть? Но оказалось, что, если их хорошенько размять, смешать с какими-то, известными одной только его спутнице, лесными травами, добавить чёрной терпкой ягоды и запечь в огне, получается даже ничего. Особенно, если перед этим долго голодать.
Беглецы наловчились даже заваривать чай. И опять без навыков Поданы ничего бы не вышло. Это она наковыряла в какой-то луже глины и слепила из неё неказистый, но неплохо держащий воду, горшок. Когда женщина принесла своё творение к костру, Платон удивился – как же в нём кипятить? Расползётся же. Но импровизированный чайник даже не пришлось ставить на огонь. Подана кинула в костёр четыре валуна размером в пару кулаков каждый, и когда камни раскалились, выкатила их, ловко используя две суковатых палки, и забросила в воду. Та почти мгновенно вскипела.
– Ловко, – удивился Платон.
– Да кто же ты такой? – в очередной раз поразилась невежеству спутника женщина.
– Человек, – угрюмо ответил тот.
– Откуда же такие человеки вылазят, что не ведают ничего? – теперь в её голосе звучал смех.
Платон некоторое время молчал. Но потом решился:
– Я, Подана, из другого мира. Жил там в большом городе, леса почти не видел. Ни охотиться, ни жить на природе не приходилось. И вдруг проснулся под тем самым дубом, где меня и поймали.
– Вон оно как, – не удивлённо, а скорее утвердительно сказала собеседница. – И робу такую странную у вас там носят. Что на тебе была?
– Одежду.
– Ну да. Платье.
– Так платье, это же женское?
– Платье – то, что под латы надевается. Неужто в вашем мире бабы латы носят?
– Никто их у нас не носит, – буркнул Платон.
– А чего говорил, что московит?
– Так я из Москвы и есть, то есть был. Из нашей Москвы.
– Ваша, наша… Москва одна что ли? Где мечеть, там и Москва.
– Как это?
– А так. Мечетью-то храм, чай, только на востоке зовут. А у франков, да и вообще на закате, ламская церква Москвой прозывается.
– Запутала ты меня. Давай лепёшки есть.
– Постой есть, младен.
Подана ловко выкатила оба валуна, умудрившись при этом не выпачкать еду в грязи, отщипнула от каждого по кусочку и с бормотанием бросила в ближайшие кусты.
– Сперва хозяина одарить надо, сколько тебе повторять?
– Да, да. Хозяину, я забыл.
– Невежа ты, младен. Вот закрутит тебя хозяин по лесу и прав будет.
Она уже не однажды поясняла молодому человеку о правилах поведения в лесу, на воде, в чужом доме. Но он почему-то не воспринимал её слова всерьёз. А ведь если