раз выводившую кренделя прямо перед его носом. И вдруг, сам не зная почему, он не стал этого делать. Более того, он слегка опустил боковое стекло, давая мухе спасительную лазейку. Насекомое, однако, ничуть не впечатлилось его благородным поступком и продолжало стремиться к гибели с настойчивостью самоубийцы. Странное слово – «самоубийца». Оно выплыло откуда-то с самых глубин памяти, грубое, злое и слегка липкое. Несколько минут Кирилл даже думал, что он сам это слово придумал. Никто из его знакомых зомби явно его не употреблял в своей речи. Даже в теории Кирилл не представлял, что разумное существо может вопреки всем инстинктам лишить себя жизни. Но нет, слово было явно старое и тяжелое, наполненное каким-то пусть не хорошим, но глубоким и сильным содержанием. Где он мог его услышать? Возможно, в каком-нибудь старом тесте по социализации или по истории эволюции зомби. Собственно, напугало Кирилла не само слово, а то, что ему вдруг подумалось о возможности его применения к зомби. К любому зомби, даже к нему самому…
Хлопок по щеке был негромким и слегка влажным. Не отрываясь от проекции экрана зомбифона, Лина левой рукой пришлепнула муху, когда та на пару мгновений замерла на его щеке, видимо, тоже размышляя о собственной смерти. Скомканные останки насекомого зомби-девушка смахнула в сторону передней панели.
– Милый, тебе так тяжело без одной руки… – Голос Лины был натренировано сочувственным. – Хорошо, что завтра ее уже заменят.
Девушка, не выныривая из сети, подставила щеку, и Кир обреченно чмокнул ее. Впрочем, целовать нежно-бархатистую упругую кожу Лины было очень приятно. Он даже подумал бы, что у него включается инстинкт близости, но это был полный бред. Инстинкт близости не мог включиться внутри машины. Просто не мог и все.
Слова постподруги вновь вернули мысли Кирилла к теме, от которой он так старался убежать с самого утра, − к потерянной левой руке. К руке, которая делала его таким необычным зомби. Чувство пустоты слева стало почти физически осязаемым. То, что завтра на этом месте появится другая, новая левая рука, почему-то совсем не успокаивало его. Вопреки всей зомби-логике он понимал, что это будет уже не совсем он, что какая-то его часть уже ушла и больше не вернется.
Он вновь попытался вспомнить вчерашний день. Получилось еще хуже, чем утром. Заведений, в которых они побывали с зомби-друзьями, было явно больше трех. Пили они что-то явно крепче пива. И он в принципе не мог вспомнить, ни где они были, ни что пили, не говоря уже о том, где исчезла столь дорогая ему конечность. Звонить остальным участникам веселого отдыха было более чем бесполезно. Даже проведенный в трезвости вечер они на следующий день не могли вспомнить хоть сколько-нибудь четко. Кроме того, Кирилл не без основания подозревал, что его расспросы о подробностях такой мелочи, как потеря руки, вызовут у них некоторые сомнения в его адекватности. Все эти мысли уже практически привели его к выводу, что лучше бы он вовсе не обращал внимания на дату на своей потерянной руке.