можно кишки выпустить. Проглотит, уплывет, а у тебя кишок еще много, отрастают каждый божий день. Ну и стало совсем плохо. Слава, так… совсем. В один прекрасный день он просто пришел к Борису и сказал: «Давай-ка, это… Сам к ним сходи и скажи, что они больше не нужны». Ну, потому что нельзя было продолжать всю эту комедию. А дальше случилась беда: в этот момент никого с ним рядом не было, кроме Бори, который не знал ни Умецкого, ни Алены, потому что появился позже их ухода. Единственный человек, к которому Слава мог кинуться из музыкантов, был Умецкий. И он эту глупость сделал.
ИС: Все-таки почему Умецкий ушел как раз на заре этого печального движения катафалка?
ИК: Потому что, как только началась эта заря, Алена предложила своего администратора, которого она полностью контролирует. Она сказала, что он должен быть администратором, а Калужский, который ни черта не понимает, должен уйти. Причина была, конечно, не в том, что Калужский чего-то не понимал (все не понимали одинаково, кроме профессионалов, которые готовились зашибать капустку)…
ИС: Они тоже ничего не понимали.
ИК: Они понимали, как зашибать капусту. Наши не понимали даже этого.
ИС: Ну, черт его знает, ложное знание хуже полного незнания.
ИК: Разницы между теми коллективами, которые вели профессионалы и теми, которые вели непрофессионалы (вроде Светы Данилишиной), в результате не получилось никакой, учитывая финал.
Калужский просто Аленой не контролировался. Мало того, он ее глубоко имел, как говорится, в гробу со всеми ее выходками. Началась усиленная обработка, в результате которой Дима приезжал от Алены с тупыми глазами и говорил: или уйдет Калужский или уйду я. Народ активно не любил Алену, потому что, чтобы любить ее, надо было совершить подвиг самоотверженности. И, естественно, хотя к Калужскому тоже было много претензий, все встали на его защиту. Тогда Дима сказал: «Я ухожу». Думая, что всех это со страшной силой испугает. Все пожали плечами. «“Все куплю”, – сказало злато. / “Ну и что”, – сказал булат». Он думал, что Слава испугается, но Слава в этот момент был слишком занят своими личными делами для того, чтобы вникать. Он прозевал этот момент. Когда Дима спохватился, уже стоял бородатый Алавацкий и бил по бас-гитаре. Простоя не было даже одной недели. Сразу появился Алавацкий, выдранный из недр ресторана «Центр». Ну, он славный малый, я ничего не имею, но он – типичный ресторанный музыкант по своему отношению к жизни и объему музыкальных знаний. И так получилось, что Дима-то хотел устроить демонстрацию силы, но в этот раз проиграл. Вот и все, что стояло за этим. Никаких великих разговоров о долге, чести, совести, о том, что нельзя впадать в коммерцию не было. Не натекло и кубического миллиметра. Приход другого администратора ничего не изменил бы в судьбе «Наутилуса» ни в какую сторону, потому что мы в совершенно разных коллективах имели множество совершенно разных администраторов: разных по происхождению, с разным прошлым,