уберечь мужа от соблазна супружеской измены и связанных с ней трат.
Все утро одиннадцатого мая она топила баню. Баня у них была общая с соседями – Никифором и Аглаей Парамоновыми, и обычно топили её по субботам, а потом мылись в очередь – мужчины отдельно, женщины после них. Поэтому протопка бани во вторник возбудила в соседке жгучее любопытство.
– Почто, Ульянушка, баню-то не в черед топишь?
– Так, сам-то мой, уезжает завтра. Как же ему, нечистому, что ли ехать? – деловито объяснила Ульяна.
– А, тогда, конечно… – пробормотала сбитая с толку Аглая, твердо знавшая, что люди в баню ходят раз в неделю.
Когда Демьян пришел с работы, баня была уже готова.
– Это… почему баня-то? – удивился он, – Вторник же!
– Попаришься, помоешься перед дальней дорогой! – грудным голосом отозвалась интриганка-жена, – А я тебе спину потру!
В бане она и в самом деле заботливо надраила мужа лыковой новой мочалкой, а потом, скинув рубашку, укусила его сзади за шею. Легонько. И тут такое началось! И так, и эдак, и по всякому! По стыдному тоже, да. До глубокой ночи, уж и баня остыла. Всего получилось четыре раза! Ульяна привычными к коровьим соскам руками попыталась вдохновить благоверного на пятую попытку, но тщетно. Другие, ещё более изощренные бабьи приёмчики тоже не помогли – предмет ласк, гордый, так сказать, орёл, притворился мертвым воробушком и нипочем не хотел взлетать.
В избу Демьян шел пошатываясь, как после полулитра самогонки, мечтая только об одном: лечь и уснуть. Довольная Ульяна шла следом, тихо радуясь, что план удался: с пустыми яйцами, небось, на городских баб муженька не потянет!
Солнце уже садилось, когда Демьян и провожающие его сельчане заслышали гудок паровоза. Лукин, начальник станции, важно достал их кармана старинные часы величиной с блюдечко, подержал их на ладони, чтобы все увидели и прониклись, вгляделся в стрелки.
– Тютелька в тютельку по расписанию! У товарища Кагановича не забалуешь!
(Член ЦК ВКП(б) Лазарь Моисеевич Каганович тогда отвечал за железные дороги и жестоко карал даже за малые нарушения трудовой дисциплины).
Через минуту паровоз «Иосиф Сталин», одышливо выпуская клубы пара, подтащил вагоны до нужной отметки и замер.
– Ну, давай, Демьянушка! Путь добрый! – зашумели провожающие.
Демьян влез в тамбур и, сняв шапку, поклонился народу:
– Прощайте, люди добрые! Все наказы народные выполню!
Поезд дернулся и начал набирать скорость.
– Батя! Не забудь, привези барабан да горн пионерский! – крикнул сын Вилен.
Демьян кивнул, показывая, что услышал, и прошел в вагон.
Вагон был общий, то-есть, самый дешевый и без мест. Других кассирша Клавдия не продавала никогда.
Народу в вагоне было не очень много, и Демьян легко нашел место на третьей полке. Кроме него в купе ехало ещё восемь человек, азартно игравших в «Дурака». Все они, как скоро выяснилось,