дымов, сполохи огня металла доменных, мартеновских и бессемеровских печей, вагранок, гудки маневренных паровозов. Я думал:
– «Какая силища сосредоточена в Липецке! Сколько заводов, сколько бомбардировщиков! Да этот город стоит целого государства! Липецк честный город-труженик, город современных заводов, город мощи России! И я теперь, после учёбы вольюсь в ряды строителей коммунизма!»
Это было наивно, но я продолжал быть патриотом страны, несмотря на то, что уже не раз узнавал о ней другую правду от некоторых взрослых людей. За два с половиной года полюбил Липецк. Как ни странно, но воздух здесь, у техникума, был всегда чист. Видно, что ветер всегда относил дым в сторону от города. И зелени там было много, и вода в реке в то время ещё была чистая, не раз рыбачили. Климат сухой, зимой снег и морозы, всё мне нравилось здесь! В свободные дни мы с Камыниным Сашкой излазили заброшенный собор с высоченной колокольней, который находился рядом. С колокольни при хорошей погоде получались отличные обзорные снимки города. Только страшно было карабкаться по полуистлевшим деревянным ступеням лестницы.
Из преподавателей запомнился директор техникума Зеленцов. Он вёл технологию металлов и металловедение. Вечно улыбающийся Барышев преподавал высшую математику, техническую механику и теханализ. Хромой Окутин вёл технологию литейного производства, конструкцию и расчёт печей и сушил, а также мехоборудование литейных цехов.
Все любили Барышева. В потёртом синем костюме, всегда красный и возбуждённый, он с увлечением выводил на доске, не заглядывая в учебник, длиннющие формулы высшей математики и механики. Это был прекрасно знающий своё дело специалист, но у него была слабость: он всегда был «подшофе». Во время урока он исчезал несколько раз куда-то на 2—3 минуты. Приходил опять ещё более возбуждённый, с весёлыми и горящими глазами. Мы уж потом узнали, что он выбегал в рядом находившуюся лабораторию, где его уже ждал друг-лаборант с мензуркой спирта. Зайдёт энергично, пригубив спирта и повеселев, глянет озорно на нас:
– Ну что-с? Продолжим-ссс. На каком интегральчике-ссс мы остано-вились?
И начинал размашисто писать на доске, всё усложнять и усложнять бесконечные ряды цифр:
– Итак-с… двойной интегральчик-ссс. Так, так-ссс. А теперь, тройной. И дальше… фигурный интегральчик-ссс. И вот он, наконец, … голубчик – квадратный интегралец!
Мы все давно уже не записываем, а весело хохочем – разве мысленно такое запомнить! А Барышев шпарит и шпарит, в азарте ломая мел и, наконец, победно ставит точку! Весь класс, не скрывая восхищения, встаёт и аплодирует!
– Ну, ну! – успокаивает он.
– Через месяц вы сами будете так выводить!
И закуривает, смеясь. Барышева так и звали – «интегральчик».
Подшучивали мы и над профессором Окутиным. Он всегда был с тростью в руке, припадающим на одну