переулок. Миновав два дома, у третьего он остановился. Затем писарь вновь осмотрелся по сторонам и только после этого осторожно постучал в дверь. Спустя некоторое время в доме кто-то подошёл к двери и сонным голосом спросил:
– Кто там стучит, пся крев?
– Друг короля и святой католической церкви, – тихо ответил Лизогуб, прислонившись к двери вплотную.
Створки отворилась. На пороге стоял человек в монашеской рясе. Он внимательно взглянул на писаря и с беспокойством в голосе проговорил:
– А это ты, войсковой писарь Лизогуб, давненько тебя дожидаюсь.
Затем монах повернулся и направился внутрь дома. Лизогуб последовал за ним. Дом представлял собой довольно мрачное строение. Коридор, по которому шли монах и писарь, не освещался. Половицы предательски скрипели при каждом шаге. В конце коридора монах отворил дверь и вошёл в комнату. Лизогуб тоже протиснулся через узкий, как для его габаритов, дверной проём. Монах подошёл к столу и зажёг свечу. Затем он предложил писарю присесть на табурет, а сам умостился на стуле напротив Лизогуба. Пламя свечи, перед тем как разгореться несколько раз вспыхнуло, и расплавленный воск, потрескивая, начал скатываться по округлым бокам светильника.
– Ну, что, ты говорил с Еленой? – поинтересовался монах.
– Говорить то говорил, – скрипучим шёпотом произнёс Лизогуб, – да только я никак не возьму в толк, зачем это нужно?
– Можешь не шептать, – надменно сказал монах. – Нас никто не услышит. В доме никого, кроме нас, нет. Мы купили этот дом ещё до того, как вы выгнали нас из Чигирина. Святая католическая церковь специально держит этот дом для тайных встреч. Так что же ты не можешь понять?
– Ну, зачем нам нужна эта Елена, – попытался пояснить Лизогуб. – Связываться с бабами – последнее дело, особенно при нашем положении. Проще бы было подослать к Хмельницкому какого-нибудь ловкого человека, который бы мог его…. Ну, вы сами понимаете, что я хочу сказать, пан Скопило.
– Называй меня отец Ежи, – строго проговорил монах. – Я, ведь, человек божий, и уже давно отошёл от мирских дел, поэтому, и имя у меня духовное.
«Как же, отошёл, – ехидно подумал Лизогуб. – Да ты больше занимаешься мирскими делами, чем любой из ваших сенаторов».
– А ты уверен, что на место Хмельницкого, если его убить, встанет нужный и покорный для нас человек? – продолжил разговор отец Ежи.
Лизогуб почесал затылок и ничего не сказал.
– Вот, то-то и оно, – назидательно произнёс монах. – Тебя-то вряд ли казаки выберут Гетьманом. А, если они выберут такого как Богун, или Кривонос? Что тогда делать будем? А так мы сможем влиять на Хмельницкого, как захотим.
– Это через эту беспутную бабу вы собираетесь влиять на Хмельницкого? – сильно засомневался Лизогуб. – Да вы знаете, кто такой Хмельницкий? Да он только взглянет, и то уже не по себе становится. А тут какая-то баба. Да кто она ему, чтобы он её слушался? Она е