что они были в сговоре с дьяволом. По крайней мере, власти хотят, чтобы мы именно так об этом думали. Черная месса, кровь девственницы и все такое.
– Так ты хочешь сказать, что кино придумали они.
– Ну, что-то типа. Скажем, комбинацию волшебного фонаря и зоетропа. Может, эта штуковина и работает от парапсихологической энергии. Может, тамплиеры в старину делали фильмы из чистой астральной проекции.
– Шарки, ты что, и в самом деле в это веришь?
– Я допускаю такую вероятность, – ответил он.
– А что Клер? Ты с ней об этом когда-нибудь говорил?
– Да знает она обо всем этом. Она знакома с Розенцвейгом. Они об этом по-всякому спорили. Но стоит зайти слишком далеко в смысле потусторонности, как она надевает шоры на глаза. Она, конечно, голова, но и у нее есть свои пределы. Она их называет своими «стандартами».
– А ты не веришь в стандарты.
– Стандарты – это для боксеров. Клер – настоящий боксер. Она любит хорошую драчку. Ее хлебом не корми – дай подраться. Что до меня – то я сажусь поудобнее и получаю удовольствие. Ты только пойми меня правильно. Если ты спросишь, то я тебе скажу, что Клер – высший класс. Вся разница между нами в том, что, по моему мнению, кино – это нечто большее, чем видит глаз. – А потом, подмигнув и присвистнув: – Как с этим вампиром, а?
– Каким еще вампиром?
– Я говорю о старине Макси-Шмакси фон Касле. «Пир неумерших».
– Ах, это. Ну и что Касл?
– Ты думаешь, Макси ничего об этом не знал?
– О чем?
– О средневековом кино. У него-то точно было средневековое кино, если я в этом хоть что-нибудь понимаю. Парень, который умеет так проявлять скрытое изображение, непременно должен быть в контакте со сверхъестественными силами. Иначе невозможно понять, как черное может быть таким черным.
– Ты видел эту картину?
– Конечно. Как только она к нам попала. В этой картинке были такие кадры – закачаешься. Ну, например, сцена в спальне. Это что-то!
– Да, Клер мне говорила.
– Она тебе его не показывала?
– Не то чтобы показывала. Я ухватил кусок последней части. Так что толком я его и не видел.
– Ну, такое кино можно и не смотреть целиком. Это как бульонный кубик для глаза. Везде одинаковой крепости.
– Вот что странно – Клер его уничтожила.
Шарки прореагировал мгновенно.
– Ничуть не удивлен. Она, наверно, от страха в штаны наложила.
– Брось ты. Ничего страшного там не было. Даже крови почти не видать.
– Я говорю об эстетических принципах. А для Клер это важнее крови. Ты видел сцену с колом в конце? Разве вся ее ин-тел-лек-туальная болтовня – не протест против такого мозгокрутства? – И потом, заметив мое любопытство: – Послушайся моего совета – никогда не говори об этом с Клер. Она тебя выкинет из своей постели. Знаю по собственному опыту.
Но я заговорил об этом с Клер – просто не мог удержаться. Я полагал, что лучше всего подойти к интересующей меня теме издалека, а потому решил, что безопаснее всего начать с Лепренса. Но не успел я произнести его