своих приближенных. Молодая супруга питает убогих и нищих.
Наконец, окончив пиры, Иоанн и Анастасия отправляются по заснеженной зимней дороге, несмотря на мороз и свирепые февральские вьюги, как бедные странники из простого народа, пешком, с сумой на плечах, на богомолье в Троицкий Сергиев монастырь, где проводят первую неделю поста, усердно молясь над мощами святителя Сергия.
С богомолья Иоанн возвращается умиротворенный, очищенный духом и свои медовые месяцы проводит в сельце Островке, где поставлена летняя резиденция царя и великого князя, в удалении от мирских дел, в полнейшем душевном покое, жадно вкушая внезапнее счастье супружества, точно с неба упавшего на него, сироту, выросшего без вниманья и ласки, без истинной женской любви, проводит эти месяцы точно в затворе, как будто позабыв о священных обязанностях государя, царя, великого князя, точно и не свершилось никакого венчанья, никакого благословенья на царство.
Между тем, истинно говорят, что счастье к беде.
Глава двенадцатая
Начало царствования
Впоследствии Иоанн с присущей ему наступательной гордостью заявит мятежным князьям и боярам:
– Когда же мы достигли пятнадцати лет, то взялись сами управлять своим царством, и, слава Богу, управление наше началось благополучно.
Однако, вопреки горделивым его увереньям, от венчания на царство до действительного управления царством проходит несколько месяцев. И дело тут вовсе не в том, как дружно нас пытаются уверить легкомысленные историки, либералы и балалаечники всех сортов и оттенков, всегда и по каждому поводу яростно бьющиеся за правду-матку между собой, на этот раз похвально единодушные, будто дела управления, как и прежде, переданы ближним боярам, в данном случае Глинским. Тут дело в другом.
До середины того многомятежного века ни один русский князь не управляет своим унаследованным, купленным или захваченным княжеством. Прародительские привычки и национальный обычай в течение всех прошедших столетий сводит труд рядового или великого князя к обороне доставшегося ему под руку населения от внешних врагов и к кормлению от этого населения в оплату за щит, в сущности, независимо оттого, насколько успешно торговля и землепашество обороняются ими от немцев, поляков, литовцев и в особенности от хищных татар. Кормится сам князь, удельный или великий, кормятся назначаемые его благорасположением наместники и волостели, причем кормятся большей частью в размерах, установленных всё теми же прародительскими привычками и национальным обычаем, лишь в смутные времена далеко преступая допустимые нормы и тогда доводя посады и волости до разорения, впрочем, такого же кратковременного, как кратковременны смутные времена. Даже судебная власть, которая понемногу отнимается у посадов и волостей, до крайности ограничена и касается главным образом убийств и татьбы, да и судебная власть распространяется только на свободных посадских людей и свободных