отправить вместо Парижа в Прагу или Хельсинки… Мои документы, таким вот образом, уехали не пойми куда… Это жизнь, – покорившись судьбе закончила русская.
– Вы правы, Людмила. Это везде, – соглашалась Мира. – Я как-то одна прилетела с Америки, была пересадка в Польше, потом Вильнюс. В итоге получила свой чемодан без колёсика. И при чем здесь Россия? С моим знакомым такая же история, тоже по Европе летал… Милый ты помнишь Джерри, я про него говорю… И ему тоже погнули бок чемодана. Везде одно и тоже… Хорошо, что не каждый раз… С нас деньги берут. Мы верим. А в итоге? То обкрадут, то переломают.
– А мне несколько лет назад, в Стокгольме, изуродовали тканевый, очень дорогой чемодан, – делилась в свою очередь горестями Анна, слегка наклонившись вперед, чтобы видеть Миру, – теперь пользуюсь только пластиковым из поликарбоната. Я даже тогда письмо писала на возмещение убытков.
– Если летаете, пластиковые не покупайте никогда… Они в ста процентах случаев трескаются, – добросердечно передавал свой опыт бывший работник транспортной службы, который в иллюминатор уже не выглядывал, а все обсуждение воспринимал на слух, – у моего друга, таким образом чемодан в Лиссабоне разбили, с тех пор он либо без багажа, либо берет задрипанную дорожную сумку, которую не жалко.
– Это не выход, знаете ли… Мне в Стокгольме, тоже предложите с задрипанной сумкой на приемы ходить? – открыто вошла в дискуссию, Адела, – нет уж извините, сдаю багаж, плачу пошлину, будьте добры доставить всё в целости и сохранности.
– А я согласна с синьором, – снова провозглашала свою солидарность Мира, – я тоже, после того, как оторвали ручку – слава богу, одну из двух, теперь летаю со старым чемоданишком.
– А ещё лучше с бабушкиным сундуком – он ведь железом окован? – не успокаивалась Адела.
– Милочка, не заводитесь, вы так. Все наши пререкания на самом деле никому не нужны. Обратите внимание на персонал авиарейса. До сих пор никто и не пошевелился.
Правота высказанного тезиса заставила всех ненадолго замолчать. Понимание, что страсти и эмоции никого кроме самих хозяев не волнуют, навалилось совершенно неожиданно. Только теперь обида и недовольство стали осмысленно себе искать путь для собственной реализации и хоть маломальского отмщения.
– Ой, ой, ой, – высоким голоском вставил молодой мужчина, лет тридцати, импозантный, в розовой рубашоночке. Уже пять минут он с написанным на лице ужасом, всматривался в соседский иллюминатор и охал. По его виду было видно, что он весьма голубоват. Манерничал, прикладывал ладонь к груди, закатывал глаза. Его звали Клеман, он француз, живет со своим партнером в Биарриц. – За что мне это, господи? Грузчики – идиоты! Много раз летал на самолёте, и почти всегда ломают чемодан на колёсиках! Варвары… – он живописно махнул кистью руки и откинулся на спинку кресла. Его мягкий выговор английского легко ложился на уши, а приятная витиеватая речь, звучащая как мантра, могла усыпить любого.
– Мы с Уго ездили в Китай, – продолжил он. –