в слезы. Глубокие вдох и выдох и поиск положения, в котором я могу прийти в себя. Я понимаю, как жалко выгляжу, сгорбленной и скулящей, но решаю посмотреть на него. Темный недобро прищуривается, оценивая ситуацию, и как бы спрашивает: «Что это за херня?». Да, мне очень больно. Так больно, что искры полетели из глаз. Он цедит сквозь зубы:
– В таком случае, я настаиваю! – и, не дожидаясь моего очередного отказа, тащит меня за руку на танцпол.
Я оглядываюсь, скалюсь, показывая сиренам средний палец. Все трое в ответ поднимают большие и лыбятся во все 32 зуба. Они почему-то решили, что, если я найду себе какое-то увлечение, будет в целом повеселее.
Темный парень тащит меня сквозь толпу:
– Я надеюсь, ты умеешь танцевать.
Он резко дергает меня к себе, впиваясь рукой в спину, чем доставляет мне весь спектр ощущений. Но даже не морщится, когда я ору у его уха от боли:
– Полегче!
Моя макушка едва достигает его губ даже на огромных каблуках. Я не смотрю на него, но не могу не заметить, что он довольно улыбается.
– Я всего лишь хотел понять, насколько все плохо…, и ты чертовски милая, когда не можешь контролировать ситуацию.
– По твоим словам, я чертовски милая, даже если к моему лбу приставить пистолет.
Он улыбается и немного подталкивает меня, двигается под музыку.
– Болит спина?
– Что ты тут делаешь?
– Ушиб?
– Чего тебе надо?
– Травма?
– Почему ты уверен, что я тебя не сдам?
Он прокручивает меня под рукой нежно, давай время сгруппироваться, и мы продолжаем двигаться под тягучую музыку почти на месте, пока его губы, практически касаясь моего уха, шепчут:
– Потому что ты мне должна! А теперь расскажи, что с тобой.
Наблюдаю, как три хитрющие сирены переговариваются между собой, хихикая как школьницы, тыкают в нас пальцем. О, если бы вы знали, на что меня толкаете.
Быть должной темному парню свою жизнь – ужасно. Я вздыхаю и нехотя говорю:
– Я шлепнулась со стены. – Он как будто даже не удивлен.
– Было высоко?
2 этажа, но я вру:
– Не помню!
– Какая сторона?
– Правая… – неуверенно отвечаю я.
Его рука скользит вдоль моей спины. Забираясь под складки платья в районе молнии, я застываю и невольно ахаю. Когда он нащупывает эпицентр боли.
– Воу… тебя что, никто не лечил?
Настроение вокруг нас меняется, как только его глаза напоминают огненные щели. Как будто он злится, осознавая то, что я предоставлена сама себе.
– Само пройдет! Есть более важные… о даааа!
Я прикрываю веки от того, как лед затекает в район ушиба, полностью игнорируя, что это значит его руку на моей коже. Моей. Голой. Коже. Он продолжает медленно вести меня за собой по танцполу, аккуратно обходя остальных танцующих, пока я с закрытыми глазами пытаюсь устоять на ногах. Я нечленораздельно мямлю:
– Ты – вода… – он усмехается:
– А ты – бог