завалы мы стали уже обходить, наступала апатия, безразличие, шли мы только потому, что необходимо было согреться.
Нас снова обуяла идея фикс – надо найти любой ручей, по нему спуститься до любой лесной речушки, а уже она приведет нас на нормальную реку, может, даже р. Нягань, и, сделав плот, пусть нас вынесет куда угодно. Сейчас, посмотрев на карту и зная район, где мы блудили, выйти нам было нереально на десятки, сотни километров. Была дремучая тайга, и не было никакого жилья. Это была явная смерть даже для взрослых людей. Положение было катастрофическое, но мы об этом не знали. И продолжали блуждать по лесу с надеждой, что вот-вот выйдем.
Пугали нас и встречавшиеся следы медведей, и что нас ищут все мужчины лесоучастка, бросив работу, за что нам здорово влетит.
Был уже такой случай, искали подростка-грибника тогда несколько дней всей деревней, никто не работал, а потом ловили его, он убегал от людей, его заели комары, он весь опух, и с головой у него было не все в порядке.
В общем, рассуждали мы, что даже если выйдем и нас спасут, найдут, нас ждут огромные неприятности. В очередную наступившую ночь мы поймали собаку и, держа ее за лапы, положили на себя, Юрка держал ее за задние ноги, я за передние, и, прижавшись к ней, мы немного засыпали, сначала она сопротивлялась, кусалась, но потом, получив тумаков, да и почувствовав тепло наших тел, перестала сопротивляться. Это было облегчение для нас.
Упорно шагая по лесу, к вечеру мы вышли на свою ночлежную и обомлели, пройдя с таким трудом день, затратив много сил, мы снова оказались на своей стоянке. Силы покинули нас, мы упали на землю, и я почувствовал, что сопротивляться судьбе, снова блуждать, ходить по тайге я больше не могу, да и не хочу, наступило полное безразличие и апатия. Ночью уже не было так холодно, не было страха, не пугало зверье, мы перестали разговаривать, строить планы, наступил кризис.
Утром решили не беречь патроны, а попытаться развести костер и зажарить собаку.
Убрали из гильзы дробь, собрали сухих веток, перемешав их с гнилушками, берестой и сухой травой, положили под сухой пенек и, уперев ствол ружья, выстрелили. От выстрела одним порохом весь наш сбор разлетелся, но даже малой искры и дыма мы не обнаружили. Стало ясно – таким способом огонь не добыть. Мы не ссорились, не плакали, утратили чувство опасности, потеряли веру в благополучный исход, не хотелось сопротивляться печальному концу.
Юрка был парнишка рыжий, сухой, даже тощий, но оказался крепче меня и физически, и морально. Он настаивал продолжать идти и, чтобы не кружить, сверять путь по отношению к солнцу.
До сих пор меня удивляет, почему в школе, зная, что мы живем в лесу, нам не пытались преподавать основы ориентации на местности, основы выживания и так далее. Ведь аналогичные случаи бывали регулярно, даже в нашем лесоучастке, и люди уже взрослые гибли. Ведь мы ходили по лесу, как слепые котята, и не имели элементарных знаний, ориентации в подобных