Живая память. Непридуманные истории, документальные свидетельства, рассказы очевидцев о Великой Отечественной
беда. Уходя на «рыбалку», Сергей сказал мне: «Вовка, ставь сковороду, сейчас рыбу принесу». Дом у нас стоял на берегу Невы, в первой линии. Только Сергей ушёл, слышу – оглушительный взрыв. Выбегаю и вижу – Серёжка тонет. Он как-то неловко бросил шашку, она у него прямо в руке взорвалась… и руку оторвало. А у нас напротив дома под горой, у воды, в землянке был медсанбат – сюда раненых с «пятачка» привозили: без рук, без ног. Отнесли Серёжку в медсанбат и отняли остатки руки по самое некуда: там всё разорвано было.
После этого происшествия с Серёжей средний брат Витька сказал: «Ну, тебе, мама, нас не прокормить. Я сам себя прокормлю». И ушёл из дома. А куда и зачем – об этом мы не знали. Серёжка так калекой и остался; ему при взрыве и голову задело. Умер он рано, в 19 лет, и как-то внезапно: в огороде, прямо под кустом – упал и умер. А после Витька вернулся, но не сам – мать его разыскала. После войны, в 1946 или 1947 г., она подала в розыск и нашла сына на Волге. Оказалось, что его приютила какая-то женщина, у которой муж и сын на войне погибли. Вот Витька с ней жил, помогал, рыбу ловил; а про дом и думать забыл. Мать всё же поехала и его оттуда забрала. Но скитания у него были в крови. Вскоре Витька уехал на Новую Землю и завербовался штольни рыть. Когда же возвращался обратно с заработков, в Мурманске его ограбили, все деньги забрали. Приехал он в Ленинград «гол, как сокол» и устроился работать на заводе «Электросила». Дальнейшая судьба Виктора не сложилась. Как-то ремонтировал он троллеи мостового крана. Подняли его наверх на машине; время идёт, его всё нет. Кран опустили, а он в люльке мёртвый лежит: попал под напряжение 380 вольт. Так из нашей большой семьи остались только мы с матерью. Мать на Средне-Невский[7] пошла работать. Ни специальности, ни образования у неё не было. Устроилась такелажником. Работала, как-то мы перебивались. Жили в своём доме, прямо на берегу Невы. Но это было позднее.
А во время войны к нам сюда от Невского лесопарка, где излучина, подходил большой крейсер «Киров» и прямой наводкой бил по Синявино снарядами большого калибра. Стрелял так, что стёкла вылетали. Поэтому окна у нас были заклеены, закрыты, заколочены. В таких условиях мы и находились всю зиму 1942 г. Крейсер сопровождали маленькие «охотники». Когда немцы налетали бомбить, они отстреливались. Я видел, как некоторые самолёты немецкие падали в лесопарк и взрывались. А когда оставшиеся улетали, на крейсере играли «Яблочко», и матросы на палубе плясали! Думаю, они так население подбадривали. Крейсер, отстрелявшись, уходил обратно.
Рядом с нашим домом, в здании школы (бывший захаровский дом), был штаб главнокомандующего 55-й армией. После неудачной операции[8] командование Ленинградской группой войск Ленинградского фронта возглавил генерал-лейтенант Говоров. Говорова я видел и подружился с его адъютантом, капитаном Смелковым. Приду к штабу, сяду на завалинку и жду. Он меня увидит и спрашивает: «Ну что, сынок, есть хочешь?» – «Да, дяденька, хочу есть». – «Ну у меня такой же где-то голодает, сейчас я тебе чего-нибудь принесу». Принесёт буханку хлеба, я кричу: «Мама, мама, мы богатые! У меня буханка хлеба!». Сколько