к тишине в комнате, добавил, – иди сюда, я уже разливаю.
Свернув крышку с бутылки, он щедро плеснул жидкость по рюмкам.
И залпом выпил.
– Опять без меня пьешь, – услышал он голос за спиной, и, повернувшись к отцу, пожал плечами.
– Я тебя звал, а ты идешь, как обычно, очень долго.
Отцу было семьдесят пять лет, он с трудом передвигался по комнате, плохо видел, но еще вполне ничего – бодрый жизнерадостный старикан.
Семен снова налил себе, и они выпили вместе, что уже стало для них неким привычным ритуалом. Затем сели за стол.
– Что-то ты сегодня грустный, – сказал отец.
Семен прожевал пельмень, снова разлил, и только после этого задумчиво сказал:
– Ыша жалко.
– Дочитал «Темную Башню» Стивена Кинга, – понимающе кивнул отец и, помолчав, продолжил, – а людей тебе не жалко. Джейка, например?
– Джейк умер, зная, что есть и другие миры. Это значительно легче, принять смерть в одном мире, зная, что откроешь глаза в другом.
– Тут ты не прав, – покачал головой отец, – умирать всегда и везде трудно, даже если считаешь себя праведником, и уверен, что попадешь в рай. Любой шаг в неизвестность страшен своей непредсказуемостью. Совсем не обязательно, что шагнешь во врата рая.
– Это все слова, о том, что мы не знаем, – сказал Семен и поднял рюмку.
Выпили молча.
Доели пельмени.
Закурили: отец – трубку, Семен – сигарету.
Выдохнув дым, Семен потер переносицу, и, глядя на рюмку, задумчиво сказал:
– Знаешь, отец, я иногда себя чувствую говном. Знаешь, такое старое, засохшее, вонючее говно, размазанное по жопе Сатаны.
– Эк, тебя занесло, – ухмыльнулся отец, – чтобы стать говном на заднице потусторонних сил, надо потрудиться. Впрочем, чтобы стать дерьмом на жопе Бога, опять-таки тоже необходимо приложить некоторые усилия, – философски глядя в пространство, закончил отец.
– А что, мало, что ли я загубил не рожденных душ? Руки по локоть в крови, – Семен приподнял руки, словно разглядывал стекающую по ним яркую кровь, – каждый день, за исключением двух выходных в неделю, в течение двух месяцев, стою у этого гребаного конвейера. Пять загубленных жизней в день, двадцать пять – в неделю, сто – в месяц, двести в год, две тысячи за последние десять лет. Профессиональные убийцы со списком своих жертв, просто дети по сравнению со мной.
– Это, как посмотреть, – пожал плечами отец.
– Опять слова, – махнул рукой Семен.
– Взять, к примеру, твоего Роланда, о котором ты мне все уши прожужжал, – словно не слыша его, продолжал отец, – сколько человек он сам убил на пути к Башне, через скольких перешагнул, мимо скольких прошел, не подав руку помощи, однако же, – положительный герой, образец для подражания, почти иконописный лик для фанатов Стивена Кинга.
– У Роланда была цель, ради которой стоило жить и убивать. А я живу бесцельно и убиваю, мотивируя свои действия пустыми словами о том, что работа у меня такая.
Семен