добавила, – Хулио уехал по делам в Базель, а Рулиссимо храпит у себя в номере. Я подумала… не помешаю вам, если зайду… пообщаться.
Последние слова она произнесла с заметным смущением, ее щеки покраснели. Только сейчас я заметил, какие у нее красивые темные глаза с поволокой. На ее блестящих губах огоньки пламени камина переливались маленькими разноцветными звездочками.
– Уютные тут номера… – она огляделась. Я согласился. Пауза затягивалась.
– Чашечку кофе? – предложил я.
– Я предпочла бы напиток покрепче, но… пожалуй, соглашусь.
Я приготовил две чашечки кофе и сел в кресло, напротив нее. Только теперь я заметил, что кроме глубокого декольте на спине, платье имело большой разрез сбоку. Катя присела таким образом, что разрез платья сдвинулся, высоко оголив стройную белую ногу.
– Я тут подумала, – продолжала негромким голосом Катя, – не будет ли нескромностью с моей стороны прийти к вам и попросить показать мне монеты.
Всплеск негодования охватил меня, но в этот момент Катя закинула ногу на ногу. Разрез платья переместился вверх и ближе «к центру фигуры». От нового открытия сердце забилось у меня в груди, захватило дыхание: на Кате под платьем ничего не было, вернее сказать, там просматривалось нечто, что недвусмысленно указывало на это. Я почувствовал, как кровь бросилась к моему лицу и толчками стучит в висках. Похоже, мое волнение не ускользнуло от внимательного взгляда девушки, и это придало ей уверенности. Она обворожительно улыбнулась и настойчиво повторила:
– Покажите мне монеты.
Действуя как во сне, я подал Кате альбом. Она не торопливо переворачивала страницы, периодически задавая различные вопросы. Я что-то отвечал, безнадежно погружаясь в волну захлестнувшего меня желания. Инициатива дальнейших действий все более обособлялась от моего сознания. Катя сменила позу. Разрез платья сместился еще выше…
…Я обнимал ее, жадно ловя все время ускользающие от меня губы девушки. Она пыталась сопротивляться, но… я не буду описывать в этом дневнике то, что происходило в моем номере…
Комнату освещали прыгающие огоньки камина. Мы сидели в кресле, полностью соприкасаясь обнаженными телами.
– Такая прекрасная погода. Я зашла только взглянуть на монеты и пригласить тебя на прогулку, – Катя рассмеялась.
Мир словно повернулся ко мне другой, цветной стороной. Я понял, как обкрадывал себя. Мне тридцать два года. Вся моя жизнь сводилась к работе, дому и безграничному, всепоглощающему коллекционированию монет. Я опять начал целовать ее все время ускользающие губы…
Мы не представляли, как долго находились вдвоем. Снизу, из холла, доносились голоса Хулио и Рулиссимо.
– Берегись, Алекс, Рулиссимо страшно ревнив, – Катя приготовила кофе, добавив в чашки кусочки лимона.
– Мне все равно. Завтра я увезу тебя к себе в Париж.
– А что будет с моим турбизнесом