ему показалось, что он знал этого пациента. Эти особые отметины, родинки и шрам, он уже видел, это точно. Вот когда и у кого, было вопросом, он не мог вспомнить. Потом профессор заставил себя перестать думать об этом, поняв вдруг, что это может быть опасным для мальчика.
…разрушение является небывалым сумасшедшим
преступлением перед прошлым, настоящим и будущим,
перед всей культурой.
Шел 1931 год. Декабрь. Боря вдруг заболел. Он лежал три дня с высокой температурой и все время выкрикивал:
– Не делайте этого, прошу Вас! Господи, прости им, не ведают, что творят!
И он начинал метаться по кровати. Когда у него спрашивали, что не надо делать, он только отвечал, что это великий грех. Затихал на секунду, а потом все начиналось заново. Признаков заболевания пульс, язык и дыхание не показывали. Пригласили профессора, он ночь провел у постели страдающего, другого объяснения у него не было. Утром мальчик пришел в себя. В глазах его был ужас.
– Что случилось, Боренька?
– Они!.. Они!.. Они взорвали Храм Христа Спасителя! – сказал мальчик, рыдая, бросился в объятья. Такого ответа профессор не ожидал. Прижав детскую головку к своей груди, поцеловав ее в макушку, он сказал:
– Ты как себя чувствуешь? Давай, оденься, и мы сходим, полюбуемся этим золотоглавым великаном.
Вообще-то, приют был закрытое заведение, и если кто-то покидал территорию, то уже никогда сюда не возвращался. Доктор сделал звонок Сталину и попросил исключения для маленького пациента, сказав, что это важно. Получив «добро», они уехали гулять по Москве на час. Мальчик внимательно смотрел в окно машины. Все ему казалось знакомым с детства, все было родное до боли. Сердце сжималось от вида руин, хаоса в который превратили столицу. Они подъехали к храму, там стояло оцепление. Начальник подошел к ним, профессор отозвал его в сторону и минуты две о чем-то говорил, потом подошли к Борису.
– Даю вам пять минут, не больше, только не подведите, я не имею права никого пропускать.
Они вошли в храм, там было пусто и безлюдно, каждый их шаг отдавался эхом. Борис оставил доктора и стремительно пошел вперед, ближе к алтарю, там он резко завернул и исчез из поля зрения. Его движения были настолько точны, профессор понял, что мальчик часто это делал раньше. Он прошел туда же. Тот показал ему на стене царапину:
– Это моя работа, я точно знаю! Мне раньше стыдно за это было, а теперь я рад, что когда-то сделал это, теперь я знаю, что я москвич, и нашел подтверждение, что я православный.
Профессор крепко прижал его к себе, в глазах появились слезы.
– Они распяли Христа не потому, что он был хорош, они просто увидели, как они были плохи? Сейчас происходит то же самое? Я про Царя и его семью?… Ведь бояться только сильных!?
Эхо несколько раз повторило сказанное. Сердце профессора сжалось от боли, ведь это ему говорил шестилетний ребенок, но и радость