клювом, – пообещал он, укладывая Митю на стол.
– Э, ты нарисуй сначала, я хочу посмотреть! – запротестовал тот.
Сейчас наколет ещё что попало, а потом не сведешь!
Пожав плечами, Сарух ловко изобразил на штукатурке угольком летящую сову. У парня, безусловно, был талант, сова получилась впечатляющая. Митя расслабился и стиснул зубы. Сарух работал быстро. Зажав между пальцев бритву так, чтобы выступала лишь самая кромка лезвия, он делал надрез и другой рукой сразу втирал сажу. Чувствовался немалый опыт: крови почти не было. Боль была терпимая. Через минут сорок татуировка была готова. Её смазали оливковым маслом. Вывернув голову, Митя попытался рассмотреть свою грудь: то, что он увидел, ему понравилось. Сова была, как живая, и при том отменно свирепая.
– Теперь тебе не страшны злые духи! И мудрость твоего тотема тебе поможет, вот увидишь! – хлопнул его по спине довольный удачной работой художник, – Пойдем на кухню! Вино, вино, вино! Оно на радость нам дано!
Повар, полноватый раб с огромным носярой, выдал кувшин вина литра на полтора. Митя, с согласия Саруха, плеснул на ладонь попробовать. Та же самая кислятина, которой Корнелий угостил его по дороге с рынка.
– Какое это вино? – показал он на кувшин.
– Местное, – буркнул повар, доставая из шкафа баночку с дегтем, и другую, со смолой.
Сарух, тем временем, уже присосался к кувшину. Митя сожаления не испытал.
Выйдя из кухни, тщательно вымыл ноги, вытер собственной набедренной повязкой. Намазал дегтем. Защипало конкретно! Сверху наложил слой смолы. Посидел не двигаясь, чтоб засохла. В темнеющем небе зажигались первые звезды. Стрекотали цикады и летали светляки. Воздух посвежел, хотя не было ни ветерка. Труп на стене подвялился и уже почти не вонял. Жизнь казалась прекрасной. Только сколько её осталось, жизни-то…
Гонг прозвонил отбой.
Стараясь идти на ребре стопы, проковылял в свой ХVIII нумер. Не успел плюхнуться на матрас, как в дверь из сумерек коридора проскользнула женская фигура в бесформенном балахоне.
– Салют, Димитриос! Я Олла, – она потянула завязки, и одежда упала с её плеч.
Кожа девушки таинственно светилась в скупом луче звёздного света, проникавшем из окошка. Черты лица в полутьме было не разглядеть. Но стройная, черненькая, невысокая.
– Салют, Олла!
Она, не двигаясь, стояла у двери.
– Ты красивый, новичок, – тихо засмеялась девушка, – Мне повезло сегодня!
Митя был в замешательстве. Так, без всяких прелюдий, ему было неловко, и он не знал, с чего начать.
– Как ты хочешь, о гладиатор? Стоя? Лёжа? Я умею многое, – пришла на помощь Олла.
– Ляг, полежи рядом. Я должен привыкнуть к тебе, – застенчиво прошептал Митя.
Она легла, прижалась тесно. Осторожно провела пальцем по бровям, погладила по голове. Пахло от неё чесноком, едким женским потом и розовым маслом. Немного, но отчетливо. Такая, значит, миазма. Но эта смесь запахов не отталкивала, а наоборот, возбуждала.
– Это духи? – пробормотал