стали ходить просто толпы людей – и не только студенты экономического факультета. Неожиданно для Него это скоро вызвало зависть и ревность у некоторых Его «коллег-преподавателей», которые не только злобно сплетничали у него за спиной, но и – те, кого особенно задевала Его популярность, – регулярно писали доносы ректору, называя Его «странные и вредные немецкие методики насмешкой над наукой», обвиняя Его в самолюбовании и в том, что Он, «не считаясь ни с чем, порочит честь науки и других сотрудников нашего института». Чаще всего подобные анонимки были подписаны «Студенты», а иногда – «Недовольные студенты».
Он почувствовал, как кто-то тронул Его руку, и услышал голос Маккорника:
– Пожалуйста, не спите пока. Я скоро дам вам отдохнуть от всей этой навалившейся на вас информации.
– Я не сплю. Просто задумался об этой вашей прозакопаранойи или как там ее…
– Прозопагнозии, – поправил Его Маккорник, явно сдерживая смех.
– Что касается фотографий, – сказал он, – то тут красивая история. Или даже несколько красивых историй сразу. Наша Лоренция вам потом их расскажет. Фотографию вашей бабушки Марты нам дала Сесилия. Она вынула ее из какого-то семейного альбома и прилетела с ней в Амстердам. Вместе с фотографией своей мамы, вашей жены, Патриции. А две женщины, которых вы не узнали на фотографиях… одна из них – та, которая с рыжими волосами и веснушками, это моя дочь, а вторая – местная знаменитость, звезда голландского телевидения, ведущая программы «Брошенки», ее сфотографировала Лоренция. Естественно, с ее согласия.
Маккорник помолчал и добавил тихо, глядя Ему прямо в глаза:
– Они все, за исключением вашей жены, были здесь. Все эти женщины были здесь, в этой палате, у вашей постели. Некоторые – неоднократно. Некоторые прибыли в Амстердам издалека. Просто чтобы побыть с вами рядом немножко…
Он помнит, что именно в этот момент почувствовал нарастающую пульсацию в голове, грудную клетку Ему сильно сдавило, и Он как будто стал задыхаться. Одновременно с этим начал пищать, все громче и громче, монитор, висящий над Его постелью. Пики на зеленой прямой, бегущей по экрану, стали очень частыми и близкими друг к другу, из-за чего сразу зазвучал тревожный сигнал, что пульс слишком участился. Лоренция склонилась над ним проверить и поправить пластиковые трубочки в ноздрях и, нежно поглаживая его по щеке, произнесла:
– Ноу стресс, Полонез. Наш доктор правду говорит. Лоренция тебе все расскажет, как на исповеди. И ты Лоренции можешь все рассказывать. Потому что выговориться – помогает порой лучше всяких пилюлек, оно и сердцу, и голове легче станет. Не волнуйся… ноу стресс.
Маккорник только улыбнулся и сказал:
– Ну, думаю, на этом все. На сегодня. И так слишком много. Вы уж простите мне эту ковровую информационную бомбардировку – но такова процедура, мы ведь не знаем, когда вы снова, чего я вам, конечно, ни в коем случае не желаю, можете впасть