а потом сдавленные стоны… Слушать чужую любовь было больно.
Не выдержала, вышла в коридор. Он пуст. Лишь Игорек трет шваброй пол возле стола досмотра.
Осторожно прошла к кабинету Надежды Юрьевны. Та сидела за столом и что-то писала в большую учетную книгу. На лице – мука и страдание.
– Надежда Юрьевна, – позвала.
– Ась?.. Чего, подруга?
– А что-то мужа до сих пор нет… Все уже вроде пришли…
– Муж – это кто?
– Женя… Евгений Потапов.
Лицо инспектора оживилось:
– А, Потапов-то! Потапов твой не придет.
– Как не придет? – И внутри Марины словно что-то оборвалось, по-настоящему оборвалось; оборвалось в груди и упало в живот. – По… почему не придет?
– А потому что беспредельщик. Драку устроил, нос человеку разбил. Позвонили, сказали… Так что вместо тебя, подруга, он суток на пять в ШИЗО по уши занырнет.
Марина не хотела плакать. Не хотела выглядеть перед этой теткой-великаншей слабой и беззащитной. Но чувствовала – лицо, как бывало в детстве, когда ее обижали, стало сжиматься, кривиться. Сейчас-сейчас зарыдает.
– Да ты не переживай, Марусь, пиши новое заявление, через месяцок-другой увидитесь… Ну-ка не ной тут! Я слёз не люблю… Слушай, – голос инспектора стал проникновенным, – тебе парня надо? Мущину?.. Бери вон Игорька. У него до вечера наряд, а завтра опять его сюда выпишу. А?
Марина повернулась и пошла к себе. Посидела, отдышалась и стала собираться обратно.
Пусть этот вечер не останется…
В половине седьмого – пошли.
Нет, покупатели были в течение всего дня, но в основном домохозяйки и пенсионеры, не спеша выбиравшие сорта колбасы и сосисок, спрашивавшие о качестве, о степени свежести, иногда просившие попробовать «ветчинку» или «карбонатик». А в половине седьмого от станции метро двинулись возвращающиеся с работы. Они без раздумий и сомнений становились в очередь, без лишних слов четко бросали в окошечко: «Полкило «Сливочных»… Килограмм «Докторской»… Триста грамм «Любительской»…» И Лена автоматически открывала нужную дверцу холодильной камеры, доставала требуемое, старалась отрезать именно столько, сколько заказывали, – знала, что этим, вечерним, не нравится брать больше или меньше. Впрочем, спорили редко – спорить им было некогда.
Ей легче с вечерними, вообще лучше вертеться в тесном нутре тонара, чем вести изматывающе долгие диалоги с дневными. И в этом верчении скорее, незаметнее приближается конец смены… Вот еще час-полтора аврала, запарки, а потом поток схлынет, пойдут одинокие, запоздавшие, а в девять приедет Рагим, снимет кассу, закроет тонар, и Лена тоже отправится домой отдыхать, как все…
– Мне «Чайной» колбасы на сорок семь рублей, – голос пожилого мужчины.
Лена поморщилась – такой заказ не сулил ничего хорошего. Сейчас начнется высчитывание каждого грамма.
Сунулась в тот отдел холодильника, где должна лежать «Чайная». Ее там не было. А, да, днем хорошо покупали – у пенсионеров дешевая