ты? – спрашиваю. – Прячешься здесь от нашего Гордея, что ли? Все равно Гордей далеко…»
Вместо ответа Семенов прижал меня к стене, в тень, и сам прижался.
Посидели мы с минуту молчком. Что, думаю, за человек этот Федька? Наверное, из тех, что по ночам появлялись у нас в части, вели разговоры с солдатами о какой-то революции. И точно – только подумал, Семенов спрашивает: «Ну, как тут у вас? Что солдаты о войне думают, о революции?» – «Да что, – отвечаю, – не понимаю я, что это за революция, где она произошла». – «Не произошла еще, Андрюша, – говорит он, – но произойдет. Царь последние дни доживает. Клокочет все в стране. А в армии, сам видишь, что делается…» – «А что? Ты растолкуй понятнее», – попросил я его. «Растолкую, я частенько буду теперь бывать у вас… Но ты и сам, Андрюша, приглядывайся ко всему, прислушивайся… А сейчас я пойду, прости, светает уже, хватятся меня в роте. Голову не подставляй под пулю, она еще пригодится. Да смотри не проговорись, что меня видел…»
Поднялись мы. Только-только я хотел спросить у него, где, мол, все же та страна, о которой ты рассказывал нам в Локтях, а в это время и рвануло неподалеку… Раз, другой… Упали мы на дно окопа. Сначала снаряды рвались саженях в двадцати. Потом все ближе и ближе. Слышу, по спине заколотили комья земли. И вдруг враз все стихло: ни звука, ни голоса. Только чую – сверху надо мной словно кто поставил большую воронку, потому что комья земли ударяли теперь в одно место: в ногу, чуть повыше колена…
Андрей замолчал. И проговорил совсем другим голосом:
– Ну вот и все. Остальное – не помню. Правда, еще голос Семенова услышал как из-под земли. «Не уберегся все-таки, Андрей. Санитар! Санитар!» Потом сплошная ночь, густая, без луны, без звезд…
Дуняшка молча уткнулась горячей головой в грудь Андрею. Он поглаживал рукой ее вздрагивающее остренькое плечо, обтянутое тоненькой, насквозь простиранной кофточкой.
– Еще слава богу, что пришел… – воскликнула она. – Господи, какая же я счастливая!..
Андрей задумался, глядя в окно.
– Вот так и дослужился, – тихо проговорил он. – Когда из госпиталя домой пробирался, в городе Петербурге чуть не две недели сидел. Город, знаешь, такой, что… Может, самый большой город в мире. Поездов нет и нет. Вышел как-то на улицу – народ с заводов толпами валит, с красными знаменами. Солдат в городе полно. Увидели эти знамена и к ним с криком: «Ура! Долой войну!» Потом песню запели какую-то. И полиция ничего, не видит будто. Потом высказываться многие от рабочих и солдат начали. Слушаю – против царя говорят…
– Неужели против царя?! Что же это будет? – испуганно спросила Дуняшка.
– Не знаю я, Дуняша. А что-то будет, ей-богу. – Помолчал и сказал то, что слышал в армии от агитаторов: – Должно, царя все-таки свергнут… Ну, то есть с престола сбросят.
– Что ты говоришь-то, Андрей! – вскрикнула Дуняшка. – Ведь тогда… Господи, еще услышит кто! – И она бросилась запирать дверь.
– А что? Если все сразу поднимутся, то оно, может, и хорошо будет, – проговорил Андрей,