принялся за еду.
За это время мужчина успел полить припасённой в бочке водой несколько грядок, не снимая майки, накинул на шею плотное средней величины полотенце и направился к выходу. Норд не спешил, доедал перловую кашу на мясном бульоне с кусочками печёнки, моркови и варёного лука, знал, что хозяин дождётся его, не станет мельтешить у ворот. Но и не переигрывал: чуточку оставил еды на дне миски для молодёжи, легко догнал выходящего из усадьбы Степана Петровича, потёрся о его ноги, поймал жилистую руку, подсунул под неё тяжёлый загривок и заскулил от удовольствия. Хозяин сел на скамейку, положил руки на спину пса, стал перебирать пальцами шерсть на его ушах и шее. Так они просидели ещё минут пять, пока не приняли решение: пойдём на залив, надо поплавать вдоволь, пока вода тёплая.
Завхоз сунул под мышку свёрток в белой бумаге, лежавший на скамейке (он вынес его пораньше, когда шёл в загон), и, закрыв калитку к собакам, зашагал на территорию крепко спящего пионерлагеря. Норд бежал рядом. В столовой кто-то тихо переругивался, похоже, тётя Шура снова воспитывала сестёр-близняшек, опять пришли прямо с гулянья, слава богу, хоть трезвые… Первый корпус умилял своими разноцветными занавесками: жёлтые, салатные, голубые, лёгкие из ситца, они тихо шевелились на утреннем ветерке. Вожатые придумали, за тканью специально ездили в город. Последний корпус выставил на просушку обувь: боже ж ты мой, до сорок третьего размера доходили кеды и тапочки. «Вот это пионеры, – думал Степан Петрович, – как же это мы умудряемся таких троглодитов держать в сытости и довольствии?» – ему было приятно, что в этом году с поставками продуктов не произошло ни одного сбоя, не то, что в прошлые лета, стыдно вспомнить, как город отбирал у пионерлагеря продукты в городские детские лагеря, к открытию которых не были готовы местные чиновники.
У Бараньего лба встретил солдатика, сидит на всё ещё тёплом с вечера валуне, смотрит на залив, на солнечные блики, на которых игрались местные уточки: не поймёшь, то ли морские, то ли озёрные, пресноводные. Завхоз протянул свёрток, сказал:
– Поешь, жена свеженькие шанежки передала… За квасом можешь забежать позже, перед сном.
– Спасибо, Степан Петрович, от души говорю, вовремя, есть уже, как из пушки хочется… А вы решили поплавать. Удачи! Посмотрю на вас да к лесу пойду… Ну, Норд, садись, посидим вместе, подождёшь здесь хозяина. Пирога не даю, знаю, тебя уже покормили.
Завхоз снял майку, парусиновые тапочки и шаровары, старомодные, с резинками на поясе и у щиколоток, поправил на груди небольшой серебряный крестик, положил одежду на выступ и пошёл к воде. Норд вскочил, хотел идти за ним, но тот, не оборачиваясь, поднял ладонь и уложил пса на живот. Так уже бывало не раз: после полукилометрового заплыва Степан Петрович, медленно и ровно дыша, возвращался назад, собака вставала с камня и шла к берегу (лайки не большие любители купаться). Когда до земли оставалось метров тридцать, она подплывала к хозяину и сопровождала его до самого выхода из воды.
Пловец