остался совсем один.
На вопрос: «А где ваша… (вот тут я замялась, так как определить статус Кармен для меня было затруднительно)… сожительница? – Пилипенко гордо ответил:
«Не сожительница, а женщина, разделившая со мной нелегкий земной путь…»
Религию – в массы
Feb. 19th, 2006 at 6:56 PM
В прошлом декабре я провела день с бомжами (не говорите моему мужу, пожалуйста, всех подробностей). С 8 до 20.
Не в приюте[5], а в дневном месте пребывания, где они могут помыться, поесть и постирать свою одежду.
Сама организация такого дневного пристанища проведена очень профессионально. Санобработка, врач и медсестры, столовая. Бомжей много. В тот день их было около двухсот человек. Место в Киеве известное. На территории бывшего советского завода.
«Служат» там люди верующие. Не православные.
Их религиозных взглядов не разделяю, но должна признать, что для бездомных и нищих они делают святое дело. Нам бы так, православным.
Контингент разный. Убогие, несчастные, алкоголики, освободившиеся из тюрем, одинокие матери с маленькими детьми.
К концу дня, перед самым уходом, я, смешавшись с толпой этих бедолаг, зашла в их молельный дом. Удивило количество народа, который туда буквально ломился. В молельню два входа – через переднюю и заднюю двери. Основная масса шла в дальнюю дверь, а к той, что расположена ближе, пропускала импровизированная охрана из бывших бездомных, «прошедших курс реабилитации» (с).
По неистребимой советской привычке (да, я – совок) я рванула в дверь, расположенную ближе. За мной вплотную встал старик, с татуировками, в драной ушанке с одним оторванным ухом. Под глазом у него светился свежий фингал, а бровь была заклеена пластырем, на котором нарисованы цветочки.
– Тетка, давай быстрей, – прохрипел он, протолкнув меня внутрь зала, где посередине стоял магнитофон.
Само помещение было уставлено стульями рядов в двадцать. На них расположились несчастные бомжи и бомжихи. Кто-то дрался, кто-то спал, кто-то сидел понурив голову. Зрелище угнетающее, прямо скажу.
Зайдя, я увидела, что деда с фингалом оттеснила охрана. Почувствовав несправедливость в отношении к товарищу по входу, я пошла на разборку. Как в атаку.
– Иди сюда, – кричу, – я тебе место нашла.
– Тетка, – схватил он меня за руку, – блин, сволочи. Да скажи ты им (охране)! Я третий раз за сегодня херню эту слушаю, да пустите же меня, я жрать хочу со вчерашнего дня.
– Братан, – говорю, – кто на тебя наезжает? Сейчас тебя покормят, ты чего сюда-то зашел? Столовая вон там, через дорогу. А тут они молятся, наверное.
– Ты чё, мать, правил не знаешь? До еды нас библию заставляют слушать, без этого хер получишь.
– А почему третий раз?
– Да заводят, б…ь, с задней двери, б…ь, и сажают, б…ь, сзади. А те, кто прослушал один раз, б…ь, пересаживаются в первые ряды, суки гнилые, и потом в столовку за хавкой. А я, б…ь, хромой и не успеваю, б…ь. Вот и слушаю третий раз. За…и меня. П…ц полный. Ох. л уже. Я свою пайку сёдни тут отработал. Суки. Все суки.
P.S. Его пустили на первый