плохого. Папа придет с собрания через час, и если дома никого не будет…»
Мать двинулась по тропинке в дикую чащу.
– Мам, ты за Дуга не бойся, – дрожащим голосом сказал Том. – С ним ничего не случилось. Ты за него не бойся, с ним ничего не случилось.
– Он всегда возвращается этим путем. – Голос матери звенел от напряжения. – Я сто раз говорила ему – ходи другой дорогой, но эти проклятые мальчишки все равно лезут напролом. Когда-нибудь он пойдет туда и больше не вернется.
БОЛЬШЕ НЕ ВЕРНЕТСЯ. Это может означать что угодно. Бродяги. Преступники. Тьма. Несчастный случай. А главное – смерть!
Один во всей Вселенной.
На свете миллион таких городишек. И в каждом так же темно, так же одиноко, каждый так же от всего отрешен, в каждом – свои ужасы и свои тайны. Пронзительные, заунывные звуки скрипки – вот музыка этих городишек без света, но со множеством теней. А какое необъятное, непомерное одиночество! А неведомые овраги, что засасывают как трясина! Жизнь в этих городишках по ночам оборачивается леденящим ужасом: разуму, семье, детям, счастью со всех сторон грозит чудище, имя которому – Смерть.
Мать снова громко позвала в темноту:
– Дуглас! Дуг!
И вдруг оба почувствовали – что-то случилось.
Сверчки умолкли.
Стало совсем тихо.
Он и не знал, что бывает такая тишина. Беспредельная, бездыханная тишина. Отчего замолчали сверчки? Отчего? Какая этому причина? Прежде они никогда не умолкали. Никогда.
Значит… Значит…
Сейчас что-то случится.
Казалось, овраг напрягает свои черные мышцы, вбирает в себя все силы спящих городков и ферм на многие мили вокруг. Великая тишина пропитанных росой лесов, и долин, и накатывающихся, как прибой, холмов, где собаки, задрав морды, воют на луну, вся собиралась, стекалась, стягивалась в одну точку, и в самом сердце тишины были они – мама и Том. Вот сейчас, сию минуту что-то случится, что-то случится. Сверчки все молчат, звезды опустились так низко, что, кажется, протяни руку – и на пальцах останется позолота. Их не счесть, звезд, они жаркие, колючие…
Все растет, разбухает тишина. Все острей, напряженней ожидание. Ох как темно, пустынно, как бесприютно!
И вдруг далеко-далеко за оврагом – голос:
– Я здесь, мам! Иду, мама!
И снова:
– Мам, а мам! Иду!
Шлеп-шлеп-шлеп – мчатся ноги в теннисных туфлях по дну оврага: с хохотом несутся трое мальчишек – брат Дуглас, Чарли Вудмен и Джон Хаф. Бегут, хохочут…
Звезды взвились вверх, точно десять миллионов ужаленных улиток втянули свои рожки.
Сверчки застрекотали.
Темнота отступила, испуганная, ошарашенная, злобная. Отступила, потеряв аппетит, – ведь она совсем уже собралась поживиться, и вдруг ей так грубо помешали. И когда темнота отхлынула, точно волна во время отлива, из нее возникли, смеясь, трое мальчишек.
– Мам! Том! Привет!
И сразу вокруг запахло Дугласом. Ведь от него всегда