твоя одежда села при стирке.
Она произносит все это не строго и не громко, без всякого приказного тона. Всего сильнее в ее голосе звучит терпеливая грусть; воплощенное смирение, которое против его воли принудили к действию. Рядом с пышной, крупной служанкой она кажется миниатюрной, даже хрупкой.
«Эльф», – думает Чарли.
Томас думает: «Монашка».
– Будет лучше, если ты снова поработаешь судомойкой. Пока не научишься быть менее назойливой.
– Но леди Нэйлор обещала мне…
– До нового года.
– Но она сказала, что я…
– Тогда до весны. Теперь можешь идти.
Ход событий убыстряется. Первым появляется дым – внезапный фонтанчик, который вскипает на груди девушки и оставляет пятно на накрахмаленной хлопковой ткани. Потом приходят слезы: прозрачные и беззвучные, они тянутся от темных глаз к подбородку. За ними следует всхлип, возникающий в глубине груди и сотрясающий девичье тело. Наконец, служанка убегает, позабыв о всяких манерах, и звук ее башмаков на плоской подошве еще долго слышится из-за двери.
– Приношу вам свои извинения. Мисс Ливия Нэйлор. Вы мистер Аргайл, полагаю? И мистер Купер? Приятно познакомиться. Мы ждали вас еще вчера. Разумеется, время завтрака давно прошло. Но это не важно, еду уже несут. Садитесь. Я составлю вам компанию.
Оба садятся и едят под ее пристальным взором: терпеливый, чинный, смиренный, он приводит их в невыразимое смущение. Чарли кажется, что тосты во рту превращаются в пепел, а чай – в гнилую воду. Но, будучи хорошо воспитанным мальчиком, он заставляет себя поддерживать беседу.
– Благодарю за теплый прием, мисс Нэйлор. А ваш отец, барон, присоединится к нам этим утром?
Но девушка ничем ему не помогает.
– Мне велено передать, что ему нездоровится.
– Какая жалость. Тогда, может, ваша мать?
– Она уехала.
Чарли видит, что все его попытки отвергаются, но не готов признать поражение и добавляет с несчастным видом:
– Полагаю, вы приехали домой на каникулы. Совсем как мы. То есть мы, конечно, приехали не домой. Но все равно…
Девушка внимательно и терпеливо ждет, когда он закончит фразу. Однако Чарли уже не понимает, что хотел сказать, прячется за чашку с чаем и приходит в ужас от громкого хлюпанья, когда пытается сделать беззвучный глоток.
Его спасает Томас.
– Вы, случаем, не староста? – спрашивает он с полным ртом и опасной ноткой в вопросе. – В своей школе?
Она невозмутимо смотрит ему в глаза:
– Да, мне выпала такая честь. Как вы догадались?
Мальчики не могут справиться с собой: оба начинают хихикать, сначала тайком, потом открыто, сотрясаясь всем телом, так что даже краснеют, а она наблюдает за ними, спокойно, и смиренно, и неодобрительно, пока истерика не сходит на нет вместе с аппетитом. Является дворецкий, чтобы показать гостям отведенную им комнату.
– У нас ужинают рано, в пять часов.
Таковы